– Знаете, знаете! Знаете, потому что вы там были.
– Нет!
Сделай это, сделай!
Набраться мужества – и сделать это! Ребенок на руках, в последний раз. Разруби этот узел! Сделай так, чтобы его не стало!
Чтобы начать все сначала. Чтобы вернуться назад. До Кристофера. До всей этой лжи. «Я знаю», – написал он. Но что это значило? Мне нужно все исправить.
Только мы.
Сэм и Мерри. Мерри и Сэм.
– Мерри, – настаивала детектив Бергстром, – мы обе знаем, что вы были там. И мы обе знаем, что это вы его убили.
Сэм
Фрэнк привезла меня из полицейского участка домой. Ни я, ни она не вымолвили ни слова. Я сжимал кулаки, стискивал челюсть так, что зубы скрипели. Щипал себя и чувствовал эту боль. Да, боль отвлекала, но ненадолго.
Приехав домой, я сразу направился в сарай. Влив в себя несколько глотков виски прямо из бутылки, почувствовал приятное тепло. Гнев начал постепенно отступать.
Вспомнил лицо Мерри, когда ее сажали в полицейскую машину.
– Убийство, – сказали они. – Мы думаем, что вашего сына убили.
Фрэнк просунула голову в дверь сарая:
– Если что-то нужно, просто скажи.
– Ничего. Оставь меня в покое, – покачал я головой.
Я упал на пол и положил бутылку рядом с собой. На экране телефона высветилось сообщение: «Где ты сегодня был?»
Малин.
Голова поплыла. Пол начал качаться подо мной.
Чтобы заснуть, мне надо напиться.
Утром на мне было одеяло, а под головой подушка. Фрэнк. Я подскочил – слишком резко. В голове громко и яростно стучало. Пальцы закостенели. Я зашел в дом. Поставил вариться кофе. Окинул взглядом дом. Мавзолей. Именно так он сейчас выглядит. Мемориал в честь умершего и гибели мечты. Сейчас этот дом не представлял никакой ценности. Никакого проку от него не было.
Кофе подгорел, но я все равно его выпил. Я сидел и смотрел на фотографию, прикрепленную к холодильнику магнитом в форме кренделька. На ней Мерри, Конор и я. Снимок был сделан в начале лета во время нашей поездки по архипелагу Гетеборга. Паромы, озера, мороженое и много солнца. Мы отправились на пароме на остров Донсо, гуляли по маленькой рыбацкой деревушке, на причале пили кофе с пирожными. На Стирсо ели устриц. На острове Бранно купались и загорали. Окунали ножки Конора в воду и смеялись, глядя, как он морщится от удовольствия, ощущая приятную прохладу.
Улыбающиеся счастливые лица.
– Здесь так все просто и ясно, – сказал я однажды Карлу. – Как будто ничего плохого никогда не происходит и не может произойти.
– Ты даже не представляешь себе, сколько здесь людей, страдающих депрессией, и алкоголиков. Или депрессивных алкоголиков, – засмеялся он.
– Да ладно тебе, – отмахнулся я.
– А погода, – добавил он, – только ее одной достаточно, чтобы свести тебя с ума.
Я подумал, что он как в воду смотрел.
Я взял пустую кофейную чашку и швырнул ее об оконное стекло. Чашка разбилась, а оконное стекло – нет.
В кухню вбежала Фрэнк:
– С тобой все в порядке, Сэм?
– Все хорошо, – ответил я. – Просто прекрасно.
Она предложила приготовить яйца:
– Тебе нужно поесть. Тебе действительно это нужно.
Она поставила на стол тарелку, положила нож, вилку и салфетку. Налила в чашку кофе, но, понюхав, вылила в раковину.
– Я сварю свежий, – предложила она.
Потом нашла щетку и подмела осколки разбитой чашки.
– Не нужно этого делать, – сказал я, – брось.
Она все равно подмела и стряхнула с совка осколки в мусорное ведро. Потом вымыла руки.
– Разве ты не должна была вчера уехать? – спросил я; она кивнула. – Ты пропустила свой рейс.
– Мне показалось, время было неподходящим, чтобы уезжать. Я нужна Мерри.
Я фыркнул.
Она поставила передо мной яйца и намазанный маслом ржаной тост, а также банку черничного джема. Я уставился на наклейку с почерком Мерри. Еще один из ее домашних подвигов.
Женщина, которая варит это чертово варенье и которая подозревается в убийстве собственного ребенка.
Я наблюдал за Фрэнк, за ее передвижениями по дому. Она убирала, пытаясь навести хоть какой-то порядок. Почувствовал укол сожаления. Слышал, как она всхлипывала в ванной. Вспомнил, как она обращалась с Конором. Вела себя непосредственно. Такой я еще никогда ее не видел. Она словно была рождена, чтобы стать матерью и любящей женой.
Прозвенел звонок в дверь. Карл.
– Я могу уйти, – сказал он, – если выбрал не самое удачное время для визита.
– Сейчас нереально выбрать удачное время.
– Понимаю. Просто решил, что тебе, возможно, нужна компания. Может, прогуляемся или что-нибудь еще придумаем, чтобы отвлечься.
– Подожди, – сказал я. Выскользнул из дома и прошмыгнул в сарай.
Вернулся с бутылкой виски в руке.
– Неплохо, – сказал он.
Мы побрели по пыльной дороге, соединяющей наши участки, вышли за пределы заповедника, пересекли шоссе и направились к лесу.
– Я знаю одно место, – сказал он. – Мы с Эльзой часто туда ходим.
Мы шли быстро. Я размахивал рукой с полупустой бутылкой.
– У меня просто нет слов, правда, – сказал он.
– У меня тоже.
– Мы соболезнуем. Нам жаль, что вы понесли такую огромную утрату.
Взобравшись на вершину холма, мы оказались на поляне, с которой открывался вид на озеро. Она была окружена деревьями, покрыта мягким мхом. Под ногами лопались ягоды черники.
Мы сели на полено – кусок мертвого дерева, которое сгнило или было срублено. Я передал Карлу бутылку, и тот отхлебнул из нее. У него был суровый вид, щетина на лице. Но ему это шло. Странно, почему я заметил.
Он вернул мне бутылку, и я сделал глоток.
– Вчера они забрали Мерри, – сообщил я.
– Мерри?
– Они утверждают, что смерть Конора подозрительна. Возможно, его убили. Удушение.
– О боже, Сэм.
– Обнаружили какие-то точечные кровоизлияния, – я покачал головой.
Господи, мне даже трудно это вымолвить. Меня тошнит, когда я думаю об этом.
– Но Мерри, – недоверчиво произнес он.
Хотя, конечно, он не мог не заметить, какой она была матерью. Чуть ли не «матерью года», чтоб ей пусто было!
– Когда это случилось, никого, кроме нее, рядом не было, – сказал я.
