Галечная дорожка, по которой шагал Натаниэль, вела к черному прямоугольному дому, в котором он жил со своей невестой. Холодные ночные ветры Территории Нью-Мексико
[13] щипали кожу. В кармане жилета лежало сложенное объявление, и Натаниэль опасался, что оно подвигнет Кэтлин аргументированно демонстрировать свое неравнодушие, а потому благоразумно дождался времени, когда все Футмены соберутся дома и услышат голоса, если разговор пойдет на повышенных тонах.
– Вечер добрый, мистер Стромлер, – поприветствовал его седоволосый негр по имени Сэр, взмахнув четырехпалой рукой.
Натаниэль рассеянно ответил таким же жестом, но, поскольку голова его была занята подготовкой к предстоящей дискуссии, словесного сопровождения не добавил.
Судя по темным затянутым занавесками окнам гостиной, младшие дети уже поужинали и легли спать. Значит, повысить голос Кэтлин не сможет.
Поднявшись на две ступеньки, Натаниэль остановился на неокрашенной веранде, охватывавшей строение с западной и южной сторон. Дверь открылась. Из теплого и уютного залитого янтарным светом интерьера выступил владелец дома, приземистый хозяин ранчо, одетый в рабочие штаны и красную рубаху.
– А вот ужин вы пропустили, – с легким сожалением заметил Иезекиль Футмен и, сунув в рот старую трубку, утрамбовал волокнистое содержимое ее чашки подушечкой сплющенного большого пальца. – Харриет оставила кое-что, – добавил он, прежде чем исчезнуть на западной площадке, где на прочных железных цепях висели две скамеечки, уютно сидя на коих пять-шесть человек могли наблюдать, как опускается за далекие горы солнце.
– Спасибо, – сказал Натаниэль.
– Уум.
Вспыхнула с шипением спичка, высветив мотылька, до того незаметно кружившего над левым ухом Натаниэля. Мутно-белое насекомое оказалось размером с небольшую летучую мышь. Подув на жутковатое создание, он отправил его к звездам, сдвинул сетчатую дверь, пересек клетчатый коврик, которому грязь и потертости пошли лишь на пользу, и остановился перед большим зеркалом, заключенным в раму, со вкусом украшенную тонкой золотистой резьбой с цветочным мотивом. Именно такого типа атрибутами Натаниэль надеялся украсить каждый люксовый номер будущей «Первоклассной гостиницы Стромлера». С той стороны на него смотрел высокий светловолосый мужчина двадцати шести лет, вполне симпатичный, но выглядевший старше своего возраста благодаря усам, большому носу, залысине (за последние два года волосы отступили на дюйм
[14]) и тревожным голубым глазам.
С того дня как ураган снес восточную стену построенной наполовину гостиницы и убил работника, молодого команча, уснувшего в переулке после долгого дня на стройке, Натаниэль лишился аппетита, плохо спал и пребывал не в лучшем расположении духа. После несчастья местные работать отказались (смерть они сочли зловещим знаком), а мексиканцы потребовали повышения платы. На то, что было уже возведено, ушли едва ли не все его сбережения, и оставшихся фондов не хватало даже для возмещения ущерба. Работы остановились.
Джентльмен и несостоявшийся владелец гостиницы родом из Мичигана смахнул пыль с лацканов, уронил на ладони капельку масла и пригладил прямые жидкие волосы. Потом проверил зубы – не застряла ли кукурузная шелуха (за весь день он съел лишь два соленых початка), – отметил с раздражением, сколько мелких морщинок прорезает на лице самая легкая усмешка, и вернул губы в неопределенно-двусмысленное положение.
Отвернувшись от самого себя, Натаниэль поднялся по лестнице и прошел по безобразному пятнистому коврику к комнате, которую они с невестой делили, словно заключенные, уже шестнадцать месяцев, – с того дня, когда задули ветры злой судьбы. Поскольку от двери до дальней стены этой оккупированной взрослыми детской насчитывалось менее четырех ярдов
[15], хватило едва слышного стука.
– Натан?
– Я. Ты одета?
– На мне ночная рубашка.
Натаниэль подумал об Ортоне, старшем из мальчишек Футменов, который неоднократно пялился на Кэтлин неподобающим образом (но был вполне добродушным пареньком, когда пес возмужалости не рычал в его штанах), и оглянулся. Из полутемной спальни тринадцатилетки выглядывал сверкающий белый глаз.
– Ортон Футмен, – строго сказал Натаниэль.
Дверь закрылась, медленно и беззвучно, словно резкое движение или скрип подтвердили бы, что подросток действительно подсматривал за Кэтлин.
Натаниэль повернулся к детской, вставил в замок ключ, крутанул и нажал на дверь левой ладонью.
На кровати, занимавшей бо́льшую часть помещения, в розовой ночной рубашке сидела Кэтлин О’Корли, высокая двадцатичетырехлетняя женщина с тонкими чертами, веснушками, изумрудными глазами и распущенными черными волосами.
Джентльмен вынул из замка ключ, переступил порог и закрыл дверь.
Они поцеловались. Кэтлин отдавала яблочным пирогом Харриет Футмен (хорош, но слишком много мускатного ореха). Натаниэль отстранился от невесты и приготовился к неизбежному неприятному разговору. Глаза и зубы молодой женщины белели в свете висевшей на противоположной стене лампы, равно как и стопка листков для записей на коленях.
– Сегодня пришло письмо от твоего дяди, – сообщила Кэтлин.
Пульс Натаниэля усилился – возможно, листок из кармана жилета можно будет выбросить без всякого обсуждения или пререканий.
– Он нашел желающих вложиться?
При мысли о возвращении брошенного дитя, недостроенной гостиницы, кровь молодого человека побежала быстрее.
– Вполне возможно. В письме указаны имена трех мужчин, которые вроде бы проявляют интерес, но пока еще не решили. Твой дядя советует обратиться к ним с официальными запросами. – Кэтлин подняла стопку листков. – Я уже написала, требуется только твоя подпись. – Она недоуменно посмотрела на него. – Ты недоволен?
– Доволен.
– В таком случае твое лицо выражает это чувство необычным образом.
– Я доволен, правда, но когда ты упомянула письмо дяди… я надеялся, что речь идет о чем-то более… более конкретном… более непосредственном. – Натаниэль ненадолго задумался. – Откуда эти люди?
– Двое из Коннектикута. Один из Нью-Йорка.
Всколыхнувшиеся было надежды опали, как набежавшие на берег волны.
– Пройдут дни, может, даже недели, прежде чем мы получим от них ответ.
– Мы уже больше года снимаем жилье. – В голосе женщины прозвучали резкие нотки раздражения. – Эта возможность – лучшее, что было у нас за последнее время.
– Так и есть. – Натаниэль положил руку невесте на плечо и поцеловал в щеку. – Я ценю твою инициативу, ты молодец, что написала эти письма.
