Я почувствовал укол совести:
– Прости, дружище. Ты там умер?
– Эх, ну не совсем, но рядом. Я с войском Ивара Бескостного
[30] брал Йорвик. Мы разбили там лагерь. В те времена захудалый был городишко
[31]. Главное, чтобы в реке не водились ватнавэттир. – Его передернуло. – Жуть.
Я понятия не имел, кто такие ватнавэттир, но раз Хафборн Гундерсон считал их жутью, то мне с ними не по пути.
В тот же вечер я побеседовал с Ти Джеем. Тот, стоя на носу, любовался волнами, попивал кофе и грыз галету. Что он нашел в этих галетах, ума не приложу. По-моему, это как крекер, только без соли и с цементом вместо муки.
– Привет! – окликнул я его.
– О, привет, Магнус, – отозвался он и протянул мне цементный крекер. – Хочешь?
– Не, спасибо. Зубы поберегу.
Он рассеянно кивнул, словно не услышал шутки.
С того самого времени, как я поведал команде о своей беседе с Ньёрдом, Ти Джей ходил притихший и отстраненный. И даже погруженный в себя, насколько это вообще возможно с Ти Джеем.
Он макнул кончик галеты в кофе и сказал:
– А мне всегда хотелось побывать в Англии. Только вот уж не думал, что это произойдет после смерти, да еще в походе, да еще на ярко-желтом драккаре.
– В Англии?
– Мы же туда плывем. Или ты не знал?
Об Англии я как-то нечасто задумывался. Вообще при слове «Англия» мне приходили в голову «Битлз», Мэри Поппинс, шляпы-котелки и прикольный способ выговаривать «пока-пока». Никакие викинги, а тем более Йорвик с Англией никак не вязались. Но тут-то я вспомнил, что Хафборн Гундерсон еще при первой встрече рассказывал мне, что погиб во время вторжения в Восточную Англию. Было такое королевство веков двенадцать назад. Вот уж не сиделось на месте этим викингам
[32].
Ти Джей облокотился о планширь. В лунном свете хорошо была видна тонкая янтарная полоска у него на шее – след от пули Минье, что задела его в самом первом сражении, когда он только встал под знамена северян. До чего удивительно: вот ты умрешь, попадешь в Вальгаллу, воскреснешь и проживешь еще сто пятьдесят лет. А на шее у тебя по-прежнему тонкий шрам из прошлой жизни.
– На войне мы все переживали насчет Великобритании, – сказал Ти Джей. – Опасались, что англичане поддержат мятежников. Англия к тому времени давным-давно отменила рабство, гораздо раньше, чем мы, ну то есть Север. Но у англичан были текстильные фабрики – и им нужен был хлопок с Юга. Однако Велико-британия осталась нейтральной, и это здорово помогло нам, в смысле Северу, выиграть войну. С тех пор я к бриттам питаю теплые чувства. Я все мечтал поехать однажды к ним и лично сказать спасибо.
Я нарочно вслушивался, надеясь уловить в его монологе сарказм. Или хоть легкую иронию. Ти Джей был сыном освобожденной рабыни. Он сражался и умер за страну, которая держала в цепях поколения его предков. Его даже назвали в честь знаменитого рабовладельца
[33]. Но когда он произносил «Союз» или «Север», он говорил «мы»
[34]. Уже полтора века он с гордостью носит свой мундир. Он мечтает пересечь Атлантику и сказать спасибо англичанам за то, что остались в стороне.
– И как ты умудряешься во всем видеть хорошее? – искренне восхитился я. – Ты такой… позитивный.
Ти Джей рассмеялся, чуть не поперхнувшись галетой.
– Магнус, дружище, видел бы ты меня сразу, как я очутился в Вальгалле. Ха! Первые несколько лет были сплошным кошмаром. Туда ведь не только северяне попадают. Южанам тоже случалось погибнуть с оружием в руках. А валькириям все равно, на чьей ты стороне, – им подавай доблестного героя, павшего с честью. – (Ага, ну наконец-то. В голосе хоть какой-то намек на сарказм.) – Став эйнхерием, я пару лет то и дело подмечал знакомые лица в трапезной…
– Как ты погиб? – перебил я. – Только по-честному.
Он провел пальцем по околышу фуражки:
