— Это потому, что я американец? То есть недостаточно грек для тебя?
Презрительная ухмылка на ее лице, как нож, вошла в его тело.
— Потому что ты как мартовский кот. Для приятного времяпрепровождения, но ненадолго.
Калли увидела машину. Не машину ее матери, приближавшуюся к ним. Из-за этого она решила поехать по другому маршруту, чтобы еще раз не проезжать мимо убежища ее отца.
Кроме того, южный берег острова казался ей наиболее тихим. Рыбаки отчаливали отсюда на своих маленьких лодках, а виноградари добывали себе средства на жизнь из сухой скалистой почвы. Это было очень уединенное и совершенно типичное для Греции место. Это был ее дом.
Она любила этот остров. Она осталась здесь после того, как ее отец выгнал ее из дома, по многим причинам, прежде всего из-за денег. У нее не было средств, чтобы покинуть остров, не говоря уже о том, чтобы уехать в Нью-Йорк. Да она и не хотела быть изгнанной отсюда и разорвать все нити, соединяющие ее с домом.
Она не хотела уезжать, пока она не смогла бы отправиться в Америку, но, несмотря на все ее старания, отъезд постоянно откладывался. Такис даже пытался ей помочь, но безуспешно. Тем временем он смог предложить ей работу, на которую она с ее знаниями и не могла рассчитывать. Чем дольше она оставалась, тем сильнее она привязывалась к Такису и Офелии.
Остаться на острове было проявлением неповиновения, но и отсутствием других возможностей. Ее отец считал, что она опозорила его? Пусть так. Она осталась и жила, как всем казалось, в ужасном грехе, с мужчиной старше себя, и продолжала позорить имя своего отца. Он заслужил это. Она никогда не забудет, что он сделал с ней и ее сыном. Она хотела, чтобы ее отец знал об этом.
Но скоро ей придется попрощаться и отправиться в Нью-Йорк. Калли решила уехать, как только Офелия отправится в интернат.
— Он в лучшем месте, — сказала ее мать через два дня после исчезновения Дориана, когда Калли разыскала ее на одном из ее рабочих мест. Мать Калли трудилась уборщицей.
— Прекрати! Он не умер!
Ее отец мог кричать о смерти ребенка до посинения, но Калли знала: родители Брэндона предложили ей деньги, чтобы она отдала ребенка. Они заявили, что знают очень милую семью, которая воспитает его в соответствии с их жизненными стандартами, но она должна была отказаться от всех прав на ребенка. Калли отказалась.
Потом внезапно Дориан исчез, и она знала, что ее отец взял у них деньги и отдал им ребенка. Знала, хотя у нее не было доказательств.
— Зачем ты это делаешь? — кричала она на свою мать. — Почему ты позволяешь ему оставаться безнаказанным?
В этот момент они были предельно откровенны друг с другом, как никогда не были ранее.
— Посмотри на себя! — воскликнула ее мать с нетипичной для себя резкостью. — Ты еще ребенок! Упрямый и дикий! Какая ты мать! И ты хочешь воспитывать своего ребенка в таких обстоятельствах?
Она безжалостно указала на распухший глаз и лопнувшую губу, синяки на ее плечах и спине, грязь, прилипшую к ее одежде и волосам из-за того, что она спала на пляже.
Это была правда, она не хотела воспитывать ребенка в доме, где господствовал ее отец, тяжелый и злой человек. Она узнала, что он был способен на гораздо худшие поступки, чем она могла предположить.
— Я найду его, — заявила Калли.
— Нет. Это очень влиятельные люди, Калли. Они могут много предложить, но они могут многого лишить. Он в лучшем месте. Смирись с этим.
— Какая ты мать, если можешь говорить мне все это? — Калли увернулась от летящей в ее сторону метлы и выбежала из дома, чтобы избежать новых синяков и кровоподтеков.
Онемев от горя, она бродила по побережью и продолжала вести в голове диалог со своей матерью. Калли была хорошей матерью в тот короткий период, когда они позволили ей это.
Но она была слишком молодой и продолжала придавать слишком много значения словам тех, кто был старше и опытнее ее. Она была вынуждена принимать отчаянные решения просто для того, чтобы выжить. Тогда она начала размышлять о том, что ее мать, вероятно, была права. Она была ужасным человеком, не подходящим на роль матери.
С того времени прошло уже шесть лет. Калли много раз пыталась найти своего сына, но постоянно происходили какие-то вещи, мешающие ей обнаружить место нахождения ребенка. Каждая маленькая неудача, казалось, подтверждала, что Калли не была предназначена для роли матери этого мальчика.
Он был в лучшем месте без нее.
Но она никогда не успокоится, пока она не убедится в этом.
А сейчас в ее жизни возник Ставрос. «Вспомни Брэндона», — сказала она себе. Она пыталась убедить себя в том, что ее соски затвердели и бедра сжимались из-за вибрации мопеда. Что ей было жарко из-за зноя на улице. Она покраснела, увидев его тело, потому что солнце светило ей прямо в лицо.
Это единственное, что она могла сделать, чтобы удержаться на месте и не прижаться к твердой выпуклости за своей спиной. Она знала, что это, и поэтому у нее возникла зудящая боль в груди, животе и паху.
Она приказала себе не поддаваться его чарам. Но это было практически невозможно.
На дороге перед ними возникло стадо овец, и Калли была вынуждена снизить скорость.
Спонтанно она сделала резкий поворот направо к узкому мысу, выступающему в море. Сзади нее Ставрос произнес что-то, она не поняла, выругался он или запротестовал. Ей показалось, что он крепче вцепился в нее руками, но это было отнюдь не чувственное прикосновение.
Спешит вернуться на рабочее место?
— Овцы еще двадцать минут будут стоять на проезжей части. А объезд займет слишком много времени! — крикнула она Ставросу, петляя по козьей тропе. Из-за этого контакт между их телами стал еще интенсивнее. Калли с облегчением остановила мопед и сошла на землю.
— По крайней мере, здесь дует ветер. И здесь красиво!
Отсюда действительно открывался прекрасный вид. Стояла тишина, лишь шепот ветра, шелест высокой травы и удары пенящихся волн о прибрежные валуны нарушали ее.
Но эта красота была обманчива. Некоторые туристы, которым не сиделось на месте, забирались на эти валуны. Падение с них могло привести к гибели. Приливы и отливы несли в себе опасность для жизни, а если погода ухудшалась, то происходило это, начиная с этого места.
Ставрос остался стоять у мопеда. Калли оглянулась и спросила:
— Нога болит?
Он бросил на нее многозначительный взгляд, полный недовольства и враждебности. Калли была удивлена.
Она раскрыла рот, не зная, что сказать.
Ставрос осторожно пошел за ней к краю мыса.
— Здесь нельзя плавать, — наконец выдавила из себя она. — Здесь слишком опасно. Люди гибнут.
— Я знаю. — От холода в его голосе у нее волосы на голове зашевелились Она не могла поверить, что он когда-то жил здесь, но, увидев, как он стоит и вглядывается в перекатывающиеся морские волны, она подумала, что он мог вот так же стоять и смотреть на море на этом самом месте раньше.
