В декабре 1990 года на Съезде народных депутатов СССР Янаев был избран вице-президентом. Его кандидатура прошла не сразу, вопрос решился во втором туре голосования.
Настроение в зале было таково: Горбачев подобрал лично преданного ему человека и решил во что бы то ни стало протащить его на пост вице-президента, чтобы удобнее было и дальше проводить политику, с которой уже тогда значительная часть депутатского корпуса была не согласна.
Действительно, Янаев не давал повода усомниться в благожелательном отношении к Горбачеву. А последний уже раздражал депутатов, и потому они нередко принимали решения как бы в пику Горбачеву. В такой переделке оказался и Янаев.
Но он быстро разобрался в Горбачеве. И очень скоро стал выражать несогласие с его действиями, политическими шагами, причем голос его звучал все острее и острее. Он не мог безучастно смотреть, как разваливается держава, рушится социально-политический строй.
В августе 1991 года Янаев принес себя в жертву, но от принципов не отступился. Его последующее поведение, реплики, заявления на судебном заседании по тому или иному поводу убедительно показывали, что поступок в августе 1991 года был не случайным, а отражал его жизненную позицию. Янаев вступился за интересы державы, когда обстоятельства этого потребовали.
Уже после прекращения дела ГКЧП он в разговоре не раз возвращался к августовским событиям, не сожалел по поводу драматичности личной судьбы, а переживал за то, что случилось со страной.
В самолете мы больше молчали, изредка созванивались с Москвой, узнавали обстановку. Линию поведения на встрече с Горбачевым не вырабатывали. Намеревались объективно доложить обо всем и попытаться убедить Горбачева принять меры к спасению Союза. Питали слабую надежду на понимание с его стороны, однако все больше склонялись к выводу, что путь разрушения Союза он пройдет до конца, постарается воспользоваться ситуацией и сполна реализовать свои намерения.
В полете получили сообщение о вылете из Москвы в Крым спецсамолета с представителями российского руководства. На запрос, на какой аэродром должен приземлиться этот самолет, мы ответили — на любой, какой ими будет выбран: Симферополь или Бельбек, военный аэродром, находящийся в другой части Крыма, но поближе к Форосу.
По пути получили еще одно любопытное сообщение о том, что от российского руководства поступила команда сбить самолет, на котором мы направлялись в Форос, однако охотников совершить эту акцию не нашлось.
Тем временем из столицы поступали сообщения о начавшихся беспорядках в городе, и в частности на Лубянке, у памятника Ф.Э. Дзержинскому. Группы экстремистски настроенной молодежи потянулись на площадь, раздавались призывы к захвату здания Комитета госбезопасности, высказывались угрозы разрушить памятник.
В аппарат к Янаеву, в Верховный Совет, в МВД, КГБ, Министерство обороны, Кабинет министров поступали телефонные звонки с мест, люди спрашивали, почему молчит ГКЧП, почему не принимаются решительные шаги по наведению порядка. Просили указаний, однако в ситуации, сложившейся в тот момент, какие-либо решительные действия в защиту советской власти не были предприняты, люди, готовые к этому, были дезорганизованы.
Что бы потом ни говорили, но ГКЧП не призвал своих сторонников выходить на улицу и в случае необходимости силовым путем защищать советскую власть. Партийные организации на местах, как и КПСС в целом, были растеряны, большая часть коммунистов пребывала в состоянии полного бездействия, подавляющее большинство граждан находилось в состоянии пассивного ожидания и не примыкало ни к той ни к другой стороне.
В таких условиях даже незначительное меньшинство могло овладеть ситуацией, сделать со страной что угодно, в том числе и добиться целей, противоречащих воле и чаяниям подавляющего большинства. Такова была реальность.
У меня нет никакого намерения обелять деятельность ГКЧП, напротив, с позиции последующих лет его деятельность заслуживает серьезной критики, и она обоснована. Однако тому, что мы не пошли до конца, были причины, и об этом я скажу ниже.
В самолете находились люди, разные по своим личным качествам, служебному положению, по привязанностям к тем или иным лицам из руководства, взглядам на решение социально-политических проблем. Различным был их жизненный путь, но объединяла их озабоченность за судьбу Родины. Каждый в отдельности и все вместе они понимали и видели смертельную опасность, нависшую над страной, однако степень готовности каждого к практическим действиям была неодинакова.
Напротив меня за столиком в самолете сидел А.И. Лукьянов. В недавнем прошлом кандидат в члены политбюро ЦК КПСС, Председатель Верховного Совета СССР. Начал свою трудовую деятельность в 1943 году рабочим оборонного завода. Работал в аппарате ЦК КПСС, последняя должность в ЦК КПСС — заведующий общим отделом, секретарь ЦК КПСС. 15 марта 1990 года на съезде народных депутатов был избран председателем Верховного Совета СССР.
Лукьянов — доктор юридических наук, один из крупнейших знатоков права. Как специалист имеет мало себе равных в нашей стране. Разносторонне образован, великолепно знает отечественную и зарубежную литературу, поэт, член Союза писателей. Убежденный коммунист, приверженец советской власти. Решительно выступал и выступает за Союз, видя в этом гарантию жизнеспособности государства.
На протяжении 40 лет был знаком с Горбачевым, учился с ним в Московском государственном университете, периодически вместе работал. Однако в последнее время, по всему было видно, они отдалялись друг от друга. Давала о себе знать несовместимость взглядов, оценок, разное понимание происходящего. Я был свидетелем неоднократных стычек Лукьянова с Горбачевым на заседаниях политбюро, причем по принципиальным вопросам. Когда Горбачеву нечего было возразить, он просто просил Лукьянова прекратить спор.
После каждой такой перепалки они объяснялись друг с другом. Горбачев пытался доказать Лукьянову, что тот не так его понимает, даже обижался за подозрения в отходе от социализма и партийных позиций.
Лукьянов в совершенстве овладел профессией спикера советского парламента. В трудных ситуациях благодаря его усилиям Верховный Совет, как правило, находил приемлемое решение. В случаях, когда Лукьянов терпел поражение, он относился к этому с пониманием. «Демократия есть демократия», — с улыбкой говорил он.
В самолете я подумал, что Лукьянову, как и нам всем, не хватило решимости занять четкую, принципиальную позицию по отношению к Горбачеву и решительно от него отмежеваться. К такому пониманию он пришел чуть позже, через водоворот августовских дней и личные потрясения обретя ту твердость, какой ему и нам на том этапе борьбы недоставало.
Это, бесспорно, человек с большим потенциалом, о чем говорит его опыт политика, ученого и практика в области права, человека, выступающего за возрождение Союза и в защиту целостности России. Эти качества оказались востребованными избирателями в 1993 и 1995 годах, и он уверенно, с большим отрывом от своих соперников, прошел в Государственную думу по одномандатному округу в своей родной Смоленской области.
