Потом в салоне случился очередной переполох – куда-то пропала горячая вода. А парикмахерша Аня как раз начала мыть клиентке голову.
Электрочайник мы еще не купили. Девочки отыскали древний кипятильник. А вот кувшин, из которого следовало бы поливать намыленную голову, куда-то сгинул, был – и сгинул. В панике Юля побежала в хозяйственный магазин через дорогу и приволокла лейку. Это было хорошее решение, но клиентка все равно ворчала.
Я естественно, принимала участие во всей этой суете, и у меня тоже был приступ истерического хохота, когда кувшин после ухода клиентки нашли – наша безумная уборщица тетя Ася спрятала его под стойкой дежурного администратора, зачем – хрен ее знает. Поэтому я проворонила три звонка от Ольги Константиновны. Позвонив ей, а это было уже ближе к вечеру, я узнала новость: Диана хочет умереть.
Логика, в изложении перепуганной мамочки, была такая: любимого мужчины она лишилась, ребенка от него уже не родит, на работу не вернется – там ее на смех поднимут из-за фальшивой беременности, впереди – только мрак, и лучше уйти сразу.
Я задумалась – как же наша наивная обжора все-таки хотела ребенка…
И еще она хотела, я точно знаю, в солнечный день гулять по парку с коляской и Станиславом.
Могла ли тут помочь правда? Если ей сказать, что покойник был бы отвратительным отцом, что, кое-как сделав ребенка, он бы полностью устранился от семейной жизни, что в результате свекровь бы винила в этом исключительно Диану, станет ли ей легче?
Как же ей хотелось, чтобы ее все считали матерью…
Все это было очень печально.
– Вы же ее подруга! – кричала в телефон мамочка. – Сделайте что-нибудь, я не могу, я ничего не понимаю!..
– Я ей позвоню.
– Нет, вы придите сюда!
– Куда – сюда?
– В больницу! Меня выгнали из палаты, я в коридоре сижу!
– А меня вообще в такое время в больницу не пустят. Идите к дежурному врачу, договаривайтесь с нянечками, чтобы за ней смотрели, забашляйте им…
– Что сделать?..
Я поняла, что покойный полковник даже не всякий фильм смотреть по телевизору разрешал, а только совсем древние, семидесятых годов, не моложе.
– За-пла-тить!
– А сколько?
– Ну, хоть тысячу нянечке дайте… И вообще – спросите, сколько она возьмет, чтобы ночью смотреть за Дианой.
– А как ей давать? В конверте?..
Видно, Господь, сжалившись наконец над этой женщиной, послал полковнику скорую кончину, так что ей не пришлось иметь дело с сестричками и нянечками.
– Отвести в сторонку и дать…
Тут у меня в ухе сквозь голос Ольги Константиновны пробилось пиканье. И появился повод завершить разговор – ко мне кто-то прорывался, возможно, с важным сообщением.
Это был Валера. Он сказал, что срочно едет к Айнуру, везет железо, когда вернется – не знает, потому что у Айнура с компом большие проблемы. Я сказала, чтобы перед отъездом покормил Лешку и деда: разогрел котлеты, пожарил вареную картошку.
У меня была самая обычная жизнь: я наловчилась лепить все на свете из покупного фарша, и даже получалось вкусно, особенно если не пожалеть чеснока, я всегда держала в холодильнике наготове вареную картошку для «крестьянского завтрака», чего еще требовать от современной хорошей жены?
Завершив эту инструкцию, я некоторое время смотрела на свой смартфончик, думая: отключать или не отключать? Призывы мчаться в больницу к подруге, которая в общем-то не была никакой подругой, меня бы сильно раздражали…
Позвонив Лешке и получив обещание съесть по меньшей мере одну котлету, я отключила телефон.
Мне было жаль Диану, но я – на работе, освобожусь только в десятом часу, бросить салон не могу. Не могу! И сказал же умный человек, что экземпляр, угрожающий самоубийством, вряд ли чего над собой сотворит, это он так сочувствия требует.
Жизнь продолжается, вон слышу знакомый голос – наша телезвезда Онуфриева освежить стрижку прибежала! Пойду посмотрю, что там с горячей водой…
* * *
Ну-ка, девочка, соберись с силами, сосредоточься. Сейчас ты должна меня услышать.
Часто я прихожу туда, где ждут. Туда, где мне уже рады. А вот когда меня зовут истошным голосом – этого не люблю. Могу наказать. Явлюсь вдали, поманю – и оставлю маяться на самой грани, с переломанными костями или сожженными внутренностями. Это – урок.
У меня жестокие уроки, знаю.
Я могу пожалеть – но пожалеть того, кто ведет себя достойно. Я уважаю уходящих с достоинством.
Девочка, подумай хорошенько. У меня есть распоряжение. Я могу исполнить его сразу, а могу взять из своих запасов немного времени.
Слышишь? Могу.
* * *
Только по дороге домой я вспомнила, что смартфон так и валяется в сумке отключенный. Трагедии в этом не было – я знала, где моя семья.
И очень я удивилась, обнаружив на лестнице Лешку. Он сидел на подоконнике и смотрел на дверь нашей квартиры.
– Ты что тут делаешь? – спросила я.
– Мам, я до тебя дозвониться не могу.
– Но почему ты не дома?
– Там дед… я его боюсь…
– Что с дедом?
– Он лежит и хрипит… Я звал, мамочка, я его звал! Он не слышит!
– И ты испугался…
– Да…
Я обняла Лешку.
Нужно было спросить, отчего он не вызвал «скорую», но я не спросила.
Зато я услышала шаги…
Похоже, Лешка так же, как я, ощущал присутствие смерти, которой не надо мешать, только сам еще не понимал этого… да, не надо мешать… можно только помолиться, чтобы дед ушел безболезненно, он это заслужил…
Лешка смотрел на меня с надеждой. Но с какой надеждой? Ждал, чтобы я вызвала «скорую»? Или – чтобы я приняла решение не вызывать?
Лешка с дедом дружил. Но как-то он подслушал наш с Валерой разговор. Я думала, что после неосторожного секса влетела, Валера успокаивал: ну, найдем как-нибудь место для кроватки, потеснимся, что-нибудь придумаем. Валера не то чтобы хотел второго ребенка – а не возражал. А я хотела.
Возможно, мой перепуганный сын уже мысленно переезжал в дедову комнату.
Шаги вот только что были – и стихли. Прижимая к себе сына, выскочившего на лестницу в одной футболке, я вслушивалась – похоже, смерть еще не приняла решения… или ждет от меня знака?..
– Ты папе звонил? – спросила я.
– Звонил. Он не в зоне…
Ну да, подумала я, в подвал Айнура не так-то просто пробиться. Айнур дежурит сутки через три, у него там, в подвале, все электронное имущество…
