Кошев попросил у Стелы прикурить - сегодня у него были свои сигареты, тоже длинные и тонкие, как у Моргота, но слабые, с белым фильтром. Как водится, зажигалку он потащил себе в карман, но Стела вовремя поймала его за руку - Кошев ничуть не смутился и зажигалку вернул.
Стася вошла в комнату, прижимая к груди картину в простенькой деревянной рамке - лицом к себе.
- Вот, - она остановилась на пороге, - я принесла…
Моргот ни разу не просил ее показать, что она рисует: не хотел попасть в дурацкое положение, в котором придется изобразить восторг. Наверное, это было бестактно с его стороны, но он обрадовался, когда его первый приход в эту квартиру не стал посещением выставки молодой талантливой художницы Стаси Серпенки.
Он и теперь испытывал неловкость, приготовился задержать дыхание и тихо ахнуть от восхищения - и сделать это так, чтобы поддержать роль, которую уже принял на себя и выходить из которой не хотел.
- Показывай скорей, - сказал Кошев и развернулся к ней вместе со стулом.
- Да, хотелось бы взглянуть, - поджав губы, поддержала его поэтесса.
Моргот, не выпуская из рук открытого словаря, сделал вид, что с нетерпением ждет демонстрации.
- Я назвала ее «Эпилог», - Стася порозовела еще сильней, - но это о любви…
Морская пена в лучах восходящего солнца неопрятными пятнами расходилась по водной глади. И полупрозрачные руки со скрюченными пальцами вовсе не тянулись к небу - они хватались за воздух. Вместо светлой печали сказки с плохим концом безобразие смерти выпячивало себя из формальной романтики. Моргот не любил живописи, тем более доморощенной, хотя и неплохо разбирался в ней. За всю жизнь он видел не больше десятка картин, от которых ему долго не хотелось отводить глаз, которые трогали натянутые струны в глубине души. Стасино полотно коротко дернуло эти струны, едва не оборвав. Словно в ее предвидении он увидел свою собственную смерть - совсем другую, легкую и блестящую. Мысли о смерти завораживали его, в них он находил странное удовлетворение. Но, глядя на эту картину, почувствовал страх.
- Очень, очень недурно, - с видом знатока кивнул Кошев. - Ты выставляла ее где-нибудь?
Стася покачала головой.
- Напрасно, девочка моя, - укоризненно сказал Кошев, - я думаю, ее можно дорого продать.
- Правда? - Стася подняла брови.
- Я поговорю, - Кошев снисходительно улыбнулся. - Как тебе, Стела?
Поэтесса пожала плечами.
- В общем, неплохо. Конечно, есть недочеты, но мне не хочется заострять на них внимание. Конечно, тематика неожиданная, ассоциации неясные, аллюзии не просматриваются, но в целом…
- Эк ты загнула… - Моргот вернулся к столу и взгромоздил словарь перед собой. - Я бы так не смог.
Стася стояла посреди комнаты с картиной в руках и как будто не знала, что делать дальше, но Кошев пришел ей на помощь:
- Поставь на сервант. Мы будем говорить о любви и смотреть на твою картину.
- Может быть, мне ее унести? - спросила она неуверенно.
- Ни в коем случае! - Кошев поднял палец. - Должно же быть в этой комнате что-то прекрасное! Кроме дам, конечно!
Стася неохотно послушалась его и села за стол - как всегда, на краешек стула.
- Давайте выпьем за Стасенькин успех, - Кошев приподнял бокал.
Моргот вдруг почувствовал, что ему хочется оглянуться. Как будто кто-то смотрел ему в спину, прожигая ее взглядом. Ощущение было не столько неприятное, сколько дразнящее, будоражащее.
- Мы говорили о любви, - напомнила Стела, забивая в мундштук новую сигарету.
- Да, - подхватил Моргот, подсматривая в словарь. - Итак, чувство привязанности, основанное на общности интересов, идеалов, на готовности отдать свои силы общему делу. Кто-то хочет возразить уважаемому академику?
- Не смеши меня, Громин! - захихикал Кошев.
- А что же ты увидел в этом смешного? - Стася посмотрела на него, подняв брови. - Разве в этом есть что-то плохое? В общности интересов и идеалов?
- Ну, для морального облика строителя коммунизма это очень подходяще, - скривилась поэтесса. - Как у Веры Палны… Но, насколько мне известно, общность интересов не помогла ей спать с мужем в одной постели.
- Но ведь не в этом счастье! - искренне сказала Стася.
- А в чем? В готовности отдать свои силы общему делу? - снисходительно усмехнулась Стела.
- А почему же нет? Ведь общим делом может быть воспитание детей, например.
- А вы, милочка, знаете, откуда берутся дети? Если спать в разных комнатах, никаких детей не будет! - поэтесса снова выдохнула дым на середину стола.
Моргот не мог избавиться от ощущения взгляда в спину, оно мешало и походило на зуд, ему мучительно хотелось оглянуться и понять, что его тревожит.
- Я не стану говорить об интимном, - Стася вскинула на нее глаза, - это не подлежит обсуждению.
- Девочки! Не будем ссориться! - погрозил пальцем Кошев. - Стасенька скромна, Стела раскованна. Давайте отодвинем в сторону постельные вопросы и поговорим о чувствах. Громин, поддержи меня, скажи что-нибудь о чувствах.
- О чувствах? - Моргот закатил глаза. - Чувство голода, чувство страха, чувство локтя… А? Тебе о чем?
- О чувстве локтя, - кивнул Кошев. - Твои локти чувствуют присутствие с двух сторон от тебя двух прекрасных женщин?
- Ну, если пошире разложить локти на столе…
- Я завидую тебе, Громин… - покачал головой Кошев.
- Да ладно, ты тоже можешь разложить локти пошире.
- Не поможет. Посмотри, эти две пташки так к тебе и льнут. К тому же ты спал с ними обеими, а я, можно сказать, всего лишь держал свечку.
Стася откинулась назад, как будто Кошев ее ударил, и первым желанием Моргота было ударить его в ответ. Но дать Кошеву в морду он считал делом непростым, тем более что когда-то пробовал это делать не раз и не два. Гоняться за ним по квартире, чтобы в итоге спустить с лестницы, представлялось Морготу слишком драматичной развязкой. Он машинально оглянулся - он давно этого хотел, - но не увидел за спиной ничего, кроме картины под названием «Эпилог». А, собственно, чего он ожидал? Разве Кошев пришел сюда не для этого?
- И как? Тебе понравилось? - спросил Моргот еще не угрожающе, но уже сжав зубы. - Держать свечку?
Он затянулся и затушил окурок в блюдечке.
- Громин, право, ну что ты лезешь в бутылку? - как ни в чем не бывало улыбнулся Кошев. - Я всего лишь признаю за тобой первенство.
Лицо Стаси оставалось бледным и неподвижным.
- Действительно, Моргот, - встряла поэтесса. - Что он такого сказал?
На нее Моргот даже не взглянул - она пришла сюда, чтобы посмотреть именно на эту сцену, и, пожалуй, испытывала настоящий триумф. Вряд ли Стела надеялась таким образом ему отомстить или расстроить его отношения со Стасей, ей хватало ума понять, чего эти отношения стоят для Моргота и насколько быстро он отболтается. Она хотела ущипнуть «соперницу» побольней, только и всего. И теперь наслаждалась тем, как это замечательно удалось сделать.
