Молодка брякнула чемодан на обочину и вынула из кармана кофты, которая давно стала тесновата для ее пышного тела, листок. Протянула в окошко:
– Во.
И тяжело перевела дух.
Говоров взглянул на листок с адресом, вскинул брови… Передал листок Егорычу.
Ишь ты! Неужто Варварина какая-нибудь родня?
Посмотрел на женщину и сказал:
– Я знаю этот дом. А вы к кому?
– К Роде Камышову! – заявила молодка. – А то из общежития выписался, а где теперь живет, не сообщил. Хорошо, хоть в справке сказали, куда он прописался.
Так, вздохнул Говоров. Он так и знал: зятек начнет свою родню из поселка Ленино Тюменской области сюда потихоньку перетаскивать.
Хорошо, что Маргарита уехала, а то ее удар бы небось хватил!
– А вы ему кто будете? – спросил без особой приветливости. – Родственница?
– Самая что ни на есть наипервейшая! – гордо заявила молодка. – Жена!
Егорыч аж онемел!
Да и Говоров не сразу смог произнести:
– Жена?!
Бабенка гордо кивнула, однако тотчас насторожилась, заметив, с каким ошарашенным выражением смотрят на нее мужчины:
– Чо? Вера меня зовут. Вера Кондратьевна Камышова…
Камышова?!
Михаил Иванович вспомнил, как старательно Родион поправлял всех, кто называл его Камышовым: «Камышев, Камышев я!» – твердил упорно.
Ах ты, Камышев-Камышов!..
Вот, значит, почему давило сердце! Правду он сказал Егорычу, что день еще не кончился! Да лучше б этот день и не начинался!
Говоров выскочил из машины. Следом быстро вышел и Егорыч.
Бабенка испуганно попятилась, и Михаил Иванович кое-как нашел силы сдержаться и спросить почти спокойно, хотя внутри все бушевало от ярости:
– И документ можете предъявить?
– Могу! – кивнула эта, как ее… Камышова… Но вдруг спохватилась: – А чего это я первому встречному документы буду предъявлять? Не хотите везти, и не надо! – И снова взялась было за чемодан.
Однако Говоров мигнул Егорычу – и тот, понятливо кивнув, убрал чемодан в багажник.
– Подожди, – сказал Говоров. – Садись, Вера Кондратьевна!
– Значит, вы моего Родюшу знаете? – обрадовалась она.
– Знаем, – буркнул Говоров.
– Чудно, – прокряхтела Камышова, тяжело усаживаясь на заднее сиденье. – А чего он в такую глушь забрался? Жил себе в общежитии, со всеми удобствами. А тут вона – одно поле да лес! Грибы-то хоть есть?
Егорыч прихлопнул за ней дверцу и вернулся за руль.
– Поехали, Егорыч! – скомандовал Говоров.
– Куда? – с тревогой спросил водитель.
– Разворачивайся!
Егорыч развернулся так стремительно и лихо, как, бывало, на фронте разворачивал «Виллис», когда приходилось уходить из-под обстрела. Только то, что случилось сейчас, было пострашней всякого обстрела, ей-богу!
– Эй! Ты куда меня разворачиваешь?! – заверещала Камышова. – Очумели, что ли?! А ну, вези прямо!
– Сидеть! – рявкнул Говоров, и она испуганно прикусила язык.
Похоже, баба оказалась не полной дурой и сообразила, что попала в какую-то неприятную историю, потому что за всю дорогу больше не пикнула и только тяжело, испуганно дышала, да так громко, что не слышала, как Говоров коротко объяснил Егорычу, куда ехать и что намерен делать.
Остановились у гостиницы «Юбилейная».
Говоров пошел вперед и слышал, как Вера ропщет – тихонько, впрочем, довольно робко:
– Так мне ж не надо в гостиницу! Зачем меня сюда привезли!
– Иди, – буркнул Егорыч. – Хуже будет!
– А кто он? – свистящим шепотом спросила Камышова, и Говоров понял, что речь идет о нем.
– Иди! – мрачно ответил Егорыч. – Телевизор надо чаще смотреть!
– Я смотрю… – пролепетала она.
В этой маленькой закрытой гостинице перед вторым секретарем обкома партии все настолько вытягивались по стойке «смирно», что ключ от номера Говорову выдали, даже не спросив паспорта Камышовой.
Вот и хорошо… Небось слух о том, какую фамилию теперь носит Лиля, облетел весь город! И можно представить, какие пошли бы сейчас догадки да сплетни.
Вот чего Михаил хотел избежать любой ценой – сплетен! Сплетен вокруг своего имени – вокруг имени Лили. Позорных сплетен.
Чем меньше людей будет знать о том, кто эта молодка, тем легче будет накинуть платки на болтливые ротки.
Едва войдя в номер, первым делом Камышова ринулась в туалет, ну, видно, облегчившись, осмелела, потому что сразу перешла в наступление:
– Чего меня сюда привезли-то?!
– Садись, – велел Михаил Иванович.
– А может, я постоять хочу! – строптиво заявила она.
– Сядь, я сказал! – так рыкнул Говоров, что бабенка плюхнулась даже не на стул, а на прикроватную тумбочку.
Он перевел дыхание.
– Ты о муже хотела узнать, Вера Кондратьевна? – проговорил сдавленно. – Так он больше тебе не муж!
– Здрасьте-пожалуйста! – возмутилась она. – У меня документ имеется!
Она открыла сумку, порылась и выкопала из нее клетчатый платок, который развернула и показала Говорову две серенькие тоненькие книжечки:
– Во! Свидетельство о браке и паспорт! А в нем печать: зарегистрирован брак с Камышовым Родионом Петровичем! И дочура у нас – Катюха, три с половиной годка!
Из того же клетчатого платочка была извлечена фотография, изображавшая Родиона с беловолосой девчонкой на руках… И Говоров окончательно уверился в том, что вся эта кошмарная история не мерещится ему (на что он, сказать по правде, все это время втихомолку надеялся!), а творится на самом деле…
– Значит, и дети есть! – почти простонал он. – Сволочь… Сволочь этот твой Камышев! Хотя теперь он уже не твой.
– С городской, что ли, спутался?! – тяжело выдохнула Вера. – Я так и чувствовала… И не пишет, и на майские обещался приехать – не едет… Правда, деньги-то слал справно!
– Я его засажу! – прорычал Говоров. – За подделку документов. Двоеженец! И тебя заодно! За пособничество!
– Да ты что?! – ахнула Вера, и лицо ее расплылось, разъехалось, залилось слезами. – Двоеженство… Какая ж я пособница?!
– Дочурку не скоро увидишь! – грозно посулил Говоров.
– Да ты что меня стращаешь, а?! – отчаянно завопила Вера. – Я, чай, на тебя управу найду!
– Управу?! – криво усмехнулся Говоров. – Да ты знаешь, кто я такой?
– Знаю, – всхлипнула Вера. – Шофер твой рассказал… усатый… – И взвыла отчаянно: – Что ж мне делать-то?! Что ж мне делать?!
