Рассказ Маркетти о программе контрразведки вполне вписывается в историю Освальда. Он проливает свет на благосклонность правительства США в отношении Освальда. В том, что тот действительно являлся участником такой программы, был убежден и его бывший сосед по комнате в Санта-Ане Джеймс Ботело. Он, впоследствии ставший судьей в Калифорнии, в интервью Марку Лейну заявил, что интерес Освальда к коммунизму был не более чем притворством. Ботело сказал: «Я и сейчас большой консерватор (в 1978 г.), а в те времена придерживался не менее консервативных взглядов. Освальд не был ни коммунистом, ни марксистом. Если бы он был таким, я бы показал ему, почем фунт лиха, как и многие ребята в нашей части»
{176}.
Судья Ботело считал, что «измена» Освальда была не чем иным, как легендой, придуманной для него разведслужбами США: «Я знал, что Освальд не был коммунистом и в действительности являлся противником СССР». Ну а то, что на базе не проводилось настоящее расследование (после того, как сообщили о дезертирстве Освальда в СССР), прямо говорило, что Освальд находится в России по заданию американской разведки. Двое гражданских появились в Санта-Ане, задали несколько вопросов, не взяли никаких письменных показаний и не записали показания свидетелей. Это было самое небрежное расследование, псевдорасследование, проведенное исключительно для галочки… Освальд, как говорили, был единственным в истории морским пехотинцем, когда-либо сбежавшим в мирное время в другую страну, да еще и к коммунистам. Когда руководство Корпуса морской пехоты и разведка решили не углубляться в причины этой «измены», я уже тогда знал то, в чем уверен сейчас, – Освальд был в России по заданию американской разведки»
{177}.
Продолжая размышлять о поисках Джоном Кеннеди путей к достижению мира, отразившихся в его речи в Американском университете, мы можем предвидеть звездопад жизней, которым было суждено прерваться с гибелью этой мечты. Среди них был и Ли Харви Освальд, молодой человек, выполнявший в России задание американских спецслужб. Траектория движения Освальда, закончившаяся встречей с Кеннеди в Далласе, не была определена ни небом, ни судьбой, даже ни пошатнувшейся психикой, как указывалось в докладе Комиссии Уоррена. Освальда направляли спецслужбы. Ли Харви Освальд был пешкой в игре. Он был мелкой сошкой в смертельной игре, конец которой хотел положить Кеннеди. Клетка за клеткой Освальда передвигали по гигантской шахматной доске, раскинувшейся от Ацуги до Москвы, Минска и Далласа. Ради победы в холодной войне руки, передвигавшие Освальда, готовы были пожертвовать им и любой фигурой на этой доске. Однако появился игрок, Джон Кеннеди, который больше не верил в эту игру и грозил перевернуть доску.
Самоанализ, как сказал Кеннеди в Американском университете, является основой мира. В своем обращении он попросил американцев исследовать четыре основных отношения в самих себе, являвшихся важнейшими препятствиями к достижению мира.
«Первое: давайте проанализируем наше отношение к самому понятию мира. Очень многие из нас считают его недостижимым, невозможным в действительности. Однако это опасное, пораженческое убеждение. Из него следует, что война неизбежна, человечество обречено и что мы находимся во власти сил, которыми не в состоянии управлять».
Я хорошо помню воинственный настрой Соединенных Штатов того времени, когда президент Кеннеди произнес эти слова. Помню наше глубоко укоренившееся предубеждение, культивируемое годами пропаганды, в том, что мир с коммунистами невозможен. Догмы нашего катехизиса холодной войны исключали возможность мира с врагом: русским нельзя доверять. Коммунизм мог подорвать саму природу свободы. Надо было вышибать клин клином. В ядерный век это означало быть готовыми уничтожить мир ради спасения его от коммунизма. Заумные аналитики называли это «ядерной дилеммой».
С принятием такого отношения невозможность мира была данностью. Томас Мертон так писал об этом мышлении сторонников холодной войны: «Большая опасность заключается в том, что под гнетом тревоги и страха, чередованием кризиса, разрядки и нового кризиса, народы мира постепенно принимают идею войны, идею подчинения тоталитарной власти и отречения от разума, духа и личного сознания. Великой угрозой холодной войны является постепенное затухание сознания»
{178}. Как заметил Кеннеди, в такой атмосфере мир казался невозможным, что так и было бы, если не изменить базовые отношения. Но как их изменить?
Кеннеди предложил пошаговый выход из нашего отчаяния. В мире дипломатии это соответствовало тому, что Ганди назвал «экспериментами с истиной». Кеннеди сказал, что мы можем преодолеть отчаяние, сосредоточившись «на конкретных действиях и эффективных соглашениях, отвечающих интересам всех заинтересованных сторон». Несмотря на наши противоборствующие идеологии, мир может снова стать реальным, если мы будем действовать, решая конкретные проблемы, которые стоят на его пути.
Пока Джон Кеннеди учился сам в ходе интенсивного диалога с Хрущевым, практика поиска мира с помощью определимых целей делала его неоспоримо крепче. Воинствующие идеологии отпадали в процессе реализации мира.
«Мир не должен быть недостижимым, а война не должна быть неизбежной, – заявил он, опираясь на собственный опыт. – Более ясно определяя нашу цель, делая ее более управляемой и менее отдаленной, мы можем помочь всем народам увидеть ее, почерпнуть из нее надежду и неуклонно двигаться к ней».
Вторая мысль в речи Кеннеди заключалась в том, что в нашем самоанализе должно присутствовать уважение к нашему оппоненту: «Давайте рассмотрим наше отношение к Советскому Союзу». Нам нужно было изучить первопричину нашего отчаяния, а именно отношение к нашему врагу.
Кеннеди привел пример антиамериканской пропаганды из советского военного текста и заметил: «Грустно читать эти советские заявления и осознавать масштабы пропасти между нами». Дождавшись, пока его слушатели перестанут защищаться, он снова вернулся к теме самоанализа: «Но это также предупреждение – предупреждение американскому народу – не попасть в ту же западню, что и Советы, не видеть лишь искаженный и безнадежный образ другой стороны, не видеть конфликт как неизбежный, примирение как невозможное, а общение всего лишь как обмен угрозами».
