– Да ну, – смутился Мелльберг и тоже поднял бокал. – Рита настаивала. Ты же знаешь поговорку: «Happy wife, happy life»
[61].
– Не могу не согласиться!
Патрик чокнулся с ним. Сегодня вечером он будет веселиться и позволит себе расслабиться – давненько с ним такого не случалось.
Бухюслен, 1672 год
Мастер Андерс достал бутылку со спиртом и открутил пробку. Элин начала молиться. Ей казалось, что Бог ее покинул, но она не прекращала молить его.
Жидкость выплеснулась ей на спину, и Элин поежилась, когда коже стало холодно. Но теперь она знала, что произойдет дальше. Элин перестала бороться и биться – от этого кожа на запястьях сдиралась с мясом. Глубоко вздохнула, услышав звук огнива и почувствовав запах огня, а потом закричала в голос, когда спина запылала.
Когда огонь наконец погас, она лишь жалко поскуливала, ощущая, как обморок начинает великодушно затуманивать ее чувства. Элин висела под потолком, как кусок мяса. Все человеческое уходило из нее; единственное, о чем она могла думать, – о боли и о том, чтобы дышать, дышать…
Когда дверь открылась, Элин подумала, что это Ларс Хирне, пришедший спросить, готова ли она сознаться. Скоро она не выдержит.
Но голос принадлежал кому-то другому. Этот голос был ей слишком хорошо знаком.
– О боже! – воскликнул Пребен, и в груди Элин затеплилась надежда.
– Пребен, – прошептала она, пытаясь повернуть к нему лицо, но цепь закручивала ее в другую сторону. – Помоги… мне.
Голос изменил ей, но она знала, что он услышал. Пастор шумно дышал, но ничего не говорил. После невыносимо долгого молчания он произнес:
– Я пришел как пастырь Элин, чтобы призвать ее сознаться в том преступлении, за которое ее осудили. Если Элин сознается в своих ведьминских делах, то сможет искупить свою вину. Я обещаю сам позаботиться о погребении Элин. Только б она призналась.
Когда до нее дошел смысл его слов, когда она услышала страх в его голосе, казалось, рассудок покинул ее. С хриплым карканьем Элин выпустила на волю безумие, вися на цепи, – обгорелая и израненная. Она хохотала и хохотала, пока дверь наконец не закрылась. И Элин приняла решение. Ни за что не признается она в том, в чем не виновата.
* * *
Сутки спустя Элин Йонсдоттер призналась в том, что она ведьма и совершала дьявольские дела. Искусство мастера Андерса оказалось сильнее ее. Когда он прикрепил грузила к ее ногам и бросил ее спиной на ковер из гвоздей, когда пилил между пальцами стальной пилой, ломал ей пальцы в тисках и загонял занозы под ногти, Элин не выдержала.
Решение суда было утверждено в Уддевалле и придворным судом Йота. Она – ведьма и будет приговорена к смерти. Сначала ее обезглавят, а потом сожгут на костре.
* * *
– Ты должна нормально поесть, – сказал Сэм.
Он открыл холодильник и заглянул в него. Джесси, сидевшая у стола, лишь пожала плечами.
– Я сделаю нам с тобой бутерброды.
Сэм достал масло, сыр и ветчину, вынул хлеб и принялся намазывать бутерброды. Два из них он положил на тарелку и поставил перед Джесси. Потом налил ей какао.
– Какао для детей, – сказала она.
– Это вкусно, – ответил он.
Пока она сидела, наклонившись над столом, и ела бутерброд, Сэм любовался ею. Джесси была такая красивая! Такая красивая, что больно смотреть. Он готов был пойти с ней на край света и обратно. И лишь надеялся, что она чувствует то же самое.
– Ты не передумала?
Джесси покачала головой.
– Теперь уже поздно отступать.
– Мы должны еще раз все проверить, чтобы ничего не забыть. Все должно быть идеально. Элегантно. Красиво.
Джесси кивнула и доела второй бутерброд.
Сэм сел на стул рядом с ней и притянул ее к себе. Провел пальцем по ее подбородку. Теперь уже было незаметно, что ее тело покрывали надписи фломастером, но то, что скрывалось внутри, никуда не делось. И оставался только один способ смыть это. Он готов ей помочь. И он ей поможет. А заодно смоет ту черноту, которая грозит захватить и его.
– Как у нас со временем?
Он взглянул на часы.
– Нам надо выезжать через полчаса. Но почти все готово. И оружие я раздобыл.
– Какие у тебя были чувства? – спросила Джесси, натягивая капюшон. – Все хорошо?
Сэм остановился и постарался вспомнить свои ощущения. По-настоящему. Увидел перед собой удивленное лицо Джеймса.
Потом ухмыльнулся.
– Просто обалденно.
* * *
На втором этаже грохотала музыка, и Санна раздраженными шагами поднялась вверх по лестнице. Она распахнула дверь, и Вендела с Нильсом отскочили друг от друга на кровати.
– Что ты делаешь? – закричала Вендела. – Как ты смеешь нарушать мое личное пространство?
– Сделайте музыку потише. И с этого момента дверь должна быть открыта.
– Ты спятила?
– Сделайте музыку потише и держите дверь открытой, иначе можете не надеяться, что я подброшу вас до Танумсхеде.
Вендела открыла было рот, но тут же снова закрыла. На мгновение Санне показалось, что дочь вздохнула с облегчением.
– Бассе тоже с вами?
Вендела покачала головой.
– Мы с ним больше не общаемся, – сказал Нильс.
– Нет? А почему?
Парень напустил на себя серьезный вид.
– Человек растет. Развивается как личность. Движется вперед. Это путь взросления. Не так ли, Санна?
Он склонил голову набок. Затем покосился на Венделу и улыбнулся ей. Казалось, та заколебалась, прежде чем ответить на его улыбку.
Санна повернулась к двери. В Нильсе ей всегда что-то не нравилось. Бассе, конечно, бестолковый, но было в нем что-то симпатичное. А в Нильсе ей чудилась какая-то жесткость, происхождения которой она не понимала. Билл и Гунилла такие приятные люди… Всегда думают о других… Нильс совсем другой.
Ей не нравилось, что дочь дружит с ним. И сегодня складывалось впечатление, что Вендела тоже не очень хотела быть с Нильсом.
– Музыку тише. Дверь открыта. Выезжаем через десять минут.
* * *
– А ты умеешь водить машину? – спросила Джесси, когда Сэм направил пульт на машину и нажал, так что внутри что-то пискнуло.
Он открыл багажник и сложил в него сумки.
– Мама меня научила. Мы ездили тут, вокруг дома.
– Но ведь это не совсем то же самое, что выезжать на шоссе, – пробормотала она.
