Объявление на доске у кемпинга заставило ее остановиться. Это идея. Очень хорошая. Более того – гениальная. Достав мобильный, Эрика сфотографировала объявление, потом позвонила Анне.
– Послушай, я обещала устроить Кристине девичник. Что скажешь по поводу субботы? Я все организую, если ты готова выделить под это дело субботу. Дан сможет посидеть с детьми?
Анна отвечала односложно, совершенно не проявляя того энтузиазма, которого ожидала Эрика. Но, возможно, у нее просто трудный день, как часто бывает под конец беременности, так что Эрика продолжала говорить.
– Я пока еще не до конца продумала, что мы устроим, но только что увидела объявление рядом с кемпингом, которое подкинуло мне идейку…
По-прежнему никакой реакции. Странно.
– Анна, с тобой всё в порядке? Голос у тебя… какой-то необычный.
– Нет-нет, ничего особенного, просто устала.
– Ладно, не буду тебя утомлять. Отдыхай, я позвоню, когда буду знать все детали.
Положив трубку, Эрика в задумчивости запихнула мобильный телефон в карман шортов. С Анной явно что-то не то. Слишком хорошо она знала сестру – и сейчас все больше приходила к выводу, что та что-то от нее скрывает. А учитывая большой талант Анны притягивать к себе неприятности, Эрика встревожилась. После всех проблем и неудач казалось, что сестра наконец-то встала на ноги и начала принимать продуманные решения – или Эрика всего лишь принимает желаемое за действительное? Вопрос в том, что именно Анна от нее скрывает. И почему? Несмотря на жару, по спине у Эрики пробежал холодок. Неужели она всегда будет волноваться за сестру?
* * *
Всю дорогу до Танумсхеде Патрик сидел молча, стиснув зубы. Его и без того не блестящий стиль вождения еще ухудшался, когда он злился. Всю дорогу Йосте пришлось держаться за ручку над дверцей.
– По-прежнему не отвечает? – спросил Хедстрём.
Йоста, свободной рукой прижимавший к уху телефон, покачал головой.
– Нет, ответа нет.
– Проклятье! Его ни на минуту нельзя оставить одного. Хуже ребенка!
И Патрик еще сильнее вдавил педаль газа.
Они уже ехали мимо конюшни; вскоре их глазам откроется Танумсхеде. На склонах слегка посасывало под ложечкой, и Патрик заметил, что лицо Йосты начинает приобретать зеленоватый оттенок.
– Мне не нравится то, что мы не успели закончить работу на хуторе. Хотя мы и поставили ограждение, есть риск, что осмотр места провалится, – бормотал Хедстрём. – Паула и Мартин едут?
– Да, я поговорил с Мартином, они ждут нас у центра. Они наверняка уже на месте.
Патрик сам удивлялся своему гневу. Мелльберг обладал невероятной способностью красиво сесть в лужу – часто в надежде на личную выгоду. Но на этот раз Патрик не мог ему позволить все испортить. Дело касалось убийства ребенка.
Когда они свернули к центру, Хедстрём увидел Паулу и Мартина, ждущих их на парковке. Поставив машину рядом с их, вылез и с грохотом захлопнул дверцу машины.
– Вы его видели? – спросил он.
– Нет, решили дождаться вас. Но мы побеседовали с заведующим – похоже, Мелльберг пошел в самый дальний дом. – Паула указала на вереницу домиков за ними.
– О’кей, тогда пойдем разберемся, что он отмочил на этот раз.
Патрик обернулся, услышав шум подъезжающих машин. Это был Турбьёрн и его люди, следовавшие за ними.
– Почему он захотел вытащить сюда Турбьёрна? – спросил Мартин. – Вам что-нибудь известно? Кто-нибудь с ним разговаривал?
Патрик фыркнул.
– На звонки он не отвечает. Единственное, что нам известно, – он велел Турбьёрну немедленно ехать сюда – дескать, что-то нашел и «раскрыл это гребаное дело, как банку сардин».
– Даже и знать не хочется, – мрачно проговорила Паула. Затем кивнула остальным. – Пошли, надо довести все до конца.
– Брать с собой оборудование или нет? – спросил Турбьёрн.
Патрик колебался.
– Да какого черта… Возьмите всё с собой. Что-то там есть, раз Мелльберг говорит, будто он что-то нашел.
Хедстрём сделал знак рукой Йосте, Пауле и Мартину идти за ним и двинулся к указанному дому. Турбьёрн и его сотрудники доставали из багажников свое оборудование, намереваясь последовать за ними.
А вокруг на них смотрели люди. Одни выглядывали из окон, другие выходили наружу и становились у дверей. Но никто ни о чем не спрашивал. Только следили за ними встревоженными взглядами.
Издалека Патрик услышал крики женщины и прибавил шагу.
– Что тут происходит? – спросил он, подходя к дому.
Мелльберг стоял и разговаривал с женщиной, отчаянно жестикулируя и изо всех сил стараясь напустить на себя важность. Он повторял на ломаном английском: «No no, cannot go in house. Stay outside»
[43].
Увидев Патрика, Бертиль обрадовался:
– Как хорошо, что вы пришли!
– Что тут происходит? – повторил Патрик. – Мы пытались связаться с тобой с тех пор, как ты позвонил Турбьёрну, но ты не отвечаешь.
– Да мне тут было ни до чего; она бьется в истерике, дети орут, но мне пришлось выгнать их из дому, чтобы они не испортили улики.
– Улики? Какие такие улики?
Патрик почувствовал, что голос у него срывается на фальцет. Неприятное чувство в душе нарастало – более всего ему хотелось схватить Мелльберга за плечи и встряхнуть так, чтобы с его круглого лица исчезло это самодовольное выражение.
– Я получил сигнал, – высокопарно заявил Мелльберг и сделал театральную паузу.
– Что за сигнал? – спросила Паула. – От кого?
Она шагнула к Мелльбергу, с волнением бросив взгляд на плачущих детей. Патрик понимал, что она, как и он сам, стремится понять ситуацию, прежде чем что-либо предпринимать.
– Э-э… анонимный сигнал, – сказал Мелльберг. – Что здесь якобы есть улики, которые приведут к убийце девочки.
– Здесь? Конкретно в этом доме? Или у того, кто здесь живет? Что именно сказал звонивший?
Мелльберг вздохнул и заговорил медленно и отчетливо, словно объясняя ребенку:
– Человек дал четкие инструкции по поводу этого дома. Описал его очень точно. Но имени не назвал.
– И ты поехал сюда? – спросил Патрик с нескрываемым раздражением. – Не сообщив нам?
Мелльберг фыркнул и зло уставился на него.
– Ну вы же были заняты другим делом, а я почувствовал, что тут надо действовать мгновенно, пока улики не исчезнут или не будут уничтожены. Это было продуманное полицейское решение.
– И тебе не показалось, что нужно дождаться санкции прокурора на обыск? – спросил Патрик, изо всех сил стараясь сохранять спокойствие.
