– Ну… – проговорил Мелльберг, и впервые за все это время вид у него сделался несколько растерянный. – Я счел, что в этом нет необходимости, и сам принял решение, как руководитель следствия. При расследовании убийства нужно сохранить улики, и ты прекрасно знаешь, что формальное решение не требуется.
Патрик медленно проговорил:
– Стало быть, ты поверил анонимному доносчику и вторгся сюда, никого больше не поставив в известность? Так было дело? А женщина, живущая здесь, просто тебя впустила? Без всяких вопросов? – Он бросил взгляд на женщину, стоявшую чуть в стороне.
– Ну это самое… Я знаю, что во многих странах надо показать бумагу, и подумал, что будет легче, если я тоже так сделаю…
– Бумагу? – переспросил Хедстрём, не будучи уверенным, что хочет услышать ответ.
– Ну да. Она не понимает по-шведски, и по-английски тоже, похоже. А у меня в нагрудном кармане оказалось ветеринарная справка на Эрнста. На днях ходил с ним к ветеринару – у него, понимаешь ли, стал болеть живот, и…
Патрик прервал его:
– Правильно ли я тебя понял? Вместо того чтобы дождаться нас и переводчика, ты насильно проник в дом к семье беженцев, предъявив справку от ветеринара и сделав вид, что это разрешение на обыск?
– Черт подери, да ты что, не слышишь, что я говорю? – выпалил Мелльберг, побагровев. – Речь идет о результатах! Я кое-что нашел! Трусики девочки – те самые, с Эльзой, о которых упоминала ее мама, спрятанные за унитазом. Они забрызганы кровью.
Все замолчали. Слышался лишь плач детей. Издалека полицейские увидели мужчину, бегущего со всех ног прямо сюда.
– What is happening? Why are you talking to my family?
[44] – крикнул он, еще находясь в нескольких шагах от них.
Мелльберг шагнул к нему, схватил его за руку и заломил ему за спину.
– You are under arrest
[45].
Боковым зрением Патрик увидел, как женщина смотрит на них широко раскрытыми глазами, в то время как дети продолжают кричать. Мужчина не сопротивлялся.
* * *
Все же она решилась. И теперь стоит здесь, у дома Марии. До сих пор у нее не было уверенности, что она поступает правильно, но грудь сжимало все больше.
Санна сделала глубокий вдох и постучала в дверь. Удары прозвучали оглушительно, как выстрелы из пистолета, и Санна вдруг осознала, в каком напряжении находится.
Расслабься.
Тут дверь отворилась, и на пороге возникла Мария. Недосягаемая Мария. Она вопросительно посмотрела на нее. Красивые глаза сузились.
– Да?
Во рту пересохло, язык не слушался. Санна откашлялась и заставила себя произнести:
– Я сестра Стеллы.
В первый момент Мария так и стояла в дверях, подняв одну бровь. Потом отступила в сторону.
– Проходи, – сказала она.
Санна вошла в большую открытую гостиную. Красивые французские двери стояли нараспашку в сторону мостков и фарватера Фьельбаки. Вечернее солнце отражалось в воде.
– Хочешь чего-нибудь выпить? Кофе? Воды? Чего-нибудь крепкого? – Мария взяла в руки бокал с шампанским, стоявший на столике, и пригубила.
– Нет, спасибо, – ответила Санна.
Больше ничего ей не в голову приходило. В последние дни она собиралась с мужеством, продумывала, что скажет… Теперь все как ветром сдуло.
– Садись, – сказала Мария, подходя к большому деревянному столу. Сверху доносилась громкая поп-музыка, и она кивнула в сторону потолка. – Подросток.
– У меня тоже, – сказала Санна, садясь напротив Марии.
– Странные существа эта молодежь. Ни тебе, ни мне не пришлось в полной мере побыть подростком.
Санна уставилась на Марию. Неужели та сравнивает себя с ней? У Санны украли ее подростковые годы, а Мария была той, кто их украл. У нее и у самой себя. Однако Санна не ощущала той злости, которую, как ей казалось, она должна была испытывать. Человек, сидящий перед ней, казался пустой оболочкой. Ровная блестящая поверхность – и звенящая пустота внутри.
– Слышала про твоих родителей, – проговорила Мария и отхлебнула еще глоток из своего бокала. – Соболезную.
Слова были произнесены без всякого чувства, и Санна молча кивнула. Все это было так давно… От родителей у нее остались лишь смутные воспоминания, годы стерли следы.
Мария отставила бокал.
– Так зачем ты пришла? – спросила она.
Санна почувствовала, как горбится под ее взглядом. Весь гнев, который она испытывала, вся ненависть и злость казались полузабытым сном. Женщина, сидящая перед ней, была так не похожа на монстра, являвшегося ей в кошмарных снах.
– Вы это сделали? – спросила она. – Вы убили Стеллу?
Мария опустила глаза, словно разглядывая свои ногти, – Санна даже задалась вопросом, слышала ли она ее. Потом подняла глаза.
– Нет, – ответила она. – Мы этого не совершали.
– Зачем же вы тогда сказали, что сделали это?
Музыка на втором этаже стихла, и у Санны возникло ощущение, что кто-то там тоже слушает их разговор.
– Это было так давно… Какое это теперь имеет значение?
Впервые в ее глазах отразилось хоть какое-то чувство. Усталость. Мария испытывала то же самое, что и Санна.
– Имеет значение, – проговорила Санна, подаваясь вперед. – Тот, кто это сделал, отнял у нас все. Мы потеряли не только Стеллу – наша семья перестала существовать, мы потеряли хутор, лишились всего… Осталась одна я.
Она снова выпрямилась. Слышался лишь плеск воды о столбики мостков.
– Я кого-то видела в лесу, – проговорила Мария. – В тот день. Я видела человека в лесу.
– Кого?
Санна не знала, что и подумать. Зачем бы Марии признаваться ей, что виновны они с Хеленой? Наивно было бы думать, что Мария честно ответит ей после того, как тридцать лет отрицала свою вину, однако Санна надеялась узнать правду по реакции Марии, если только ей удастся задать этот вопрос с глазу на глаз. Но лицо Марии было похоже на маску. Ничего настоящего.
– Знай я это, мне не пришлось бы тратить тридцать лет жизни, чтобы утверждать свою невиновность, – сказала Мария и поднялась, чтобы долить себе в бокал. Достав из холодильника полупустую бутылку, показала ее Санне. – Ты не надумала?
– Нет, спасибо.
В глубинах подсознания Санны зашевелилось воспоминание. Кто-то в лесу. Тот, кого она боялась. Тень. Незримое присутствие. Кто-то, о ком она не вспоминала тридцать лет и кого снова вызвали к жизни слова Марии.
