Хозяйка дома снова села.
– Зачем же вы тогда признались? – спросила Санна. – Если вы ее не убивали?
– Тебе этого не понять.
Мария отвернулась, но Санна успела увидеть, как ее лицо исказила гримаса боли. На мгновение она перестала быть красивой куклой, сделалась похожа на настоящего человека. Когда же снова посмотрела на Санну, все следы боли исчезли.
– Мы были детьми, не понимали серьезности ситуации. Когда до нас дошло, было уже поздно. Все получили свои ответы и уже ничего не желали слушать.
Когда Санна отворила входную дверь, Мария стояла у кухонной столешницы, наливая себе еще шампанского. На втором этаже снова загрохотала музыка. Выйдя на улицу, Санна подняла глаза и увидела в окне на втором этаже девочку. Она помахала ей рукой, но та лишь молча посмотрела на нее. Потом повернулась и скрылась из виду.
* * *
– Билл! Проснись!
Голос Гуниллы доносился откуда-то издалека, но он встряхнулся. Подумать только – забыл завести будильник, когда прилег поспать после обеда.
– Что произошло? – выдавил он из себя.
Гунилла никогда его не будила.
– Пришли Аднан и Халил.
– Аднан и Халил?
Он принялся протирать глаза.
– Они ждут внизу. Что-то стряслось…
Гунилла отвела глаза, и Билл сразу же обеспокоился. Она никогда не теряла самообладания.
Спустившись вниз, он увидел Аднана и Халила, нервно бродивших туда-сюда по комнате.
– Привет, парни! Hello boys! What has happened?
[46]
Они заговорили по-английски, перебивая друг друга, и Биллу пришлось напрячься, пытаясь понять, о чем они говорят.
– What? Что? Карим? Парни, говорите помедленнее! Slowly!
Аднан и Халил продолжали тараторить наперебой, и Билл поднял руку.
– Спокойно, парни! Easy, boys. Я разберусь. Это Швеция. Здесь полиция никого не может забрать просто так, это не какая-то там банановая республика.
Гунилла кивнула, и от этого на душе у него потеплело.
Над их головами заскрипели ступени лестницы.
– Я же говорил!
Нильс спускался по лестнице. В глазах у него мелькнуло выражение, которого Билл раньше не видел – и не желал видеть.
– Разве я не говорил? Что это сделал кто-то из черножопых? Все об этом говорят – что кто-то из беженцев прочел о старом убийстве и решил использовать свой шанс. Все знают, что за типы там тусуются! Народ такой наивный! Те, кто приезжает к нам, не нуждаются в помощи – это либо халявщики, либо преступники!
Волосы у Нильса стояли дыбом, он говорил так возбужденно, что слова наскакивали друг на друга. От взгляда, который он бросил на Аднана и Халила, у Билла перехватило дыхание.
– Вы такие наивные, верите в гуманитарную помощь, – а в результате через границу нам на голову валятся насильники и воры. Вы дали им себя обдурить, купились, как два идиота, – надеюсь, вы поняли, как ошибались? И пусть этот гад, который убил ребенка, сгниет в тюрьме, и…
Ладонь Гуниллы приземлилась на щеку Нильса с таким звонким шлепком, что эхо разнеслось по дому. Парень охнул и с изумлением уставился на мать. Внезапно он снова превратился в ребенка.
– Да пошли вы все к чертям собачьим! – закричал Нильс и кинулся вверх по лестнице, прижимая руку к щеке.
Билл посмотрел на Гуниллу, которая стояла и разглядывала свою руку. Обнял жену, затем обернулся к Аднану и Халилу, топтавшимся в нерешительности.
– Sorry about my son. Don’t worry. I will fix it
[47].
От всего этого на душе у него стало гадко. Он хорошо знал свой поселок. И людей, живущих тут. Чужое, непривычное здесь никогда не принимали с распростертыми объятиями. Если парня из центра для беженцев заподозрили в убийстве, скоро начнется черт-те что.
– Я поехал в участок, – сказал он, засовывая ноги в ботинки. – И передай Нильсу – когда я вернусь, у меня с ним будет серьезный разговор.
– Я первая на очереди, – ответила Гунилла.
Когда они отъезжали от дома, Билл увидел в зеркале заднего вида Гуниллу, стоящую на крыльце со скрещенными на груди руками и мрачным выражением лица. На мгновение он даже пожалел Нильса. Но потом увидел страх в глазах Аднана и Халила – и сочувствие к сыну мгновенно растаяло.
* * *
Джеймс взбежал вверх по лестнице. Слухи, поползшие по поселку, взбодрили его, зарядили новой энергией.
– Я так и знал! – воскликнул он, распахнув дверь и посмотрев на Хелену, которая вздрогнула от его выкрика, стоя у кухонной мойки.
– Что стряслось?
Она резко побледнела, и Джеймс в очередной раз поразился ее слабости. Без него она точно пропала бы. Ему пришлось всему ее учить, от всего защищать…
Он плюхнулся за стол.
– Кофе. Потом расскажу.
Хелена, похоже, только что поставила кофе – напиток как раз капал через фильтр. Она взяла его чашку, налила из кофейника, хотя в него по-прежнему текло, и подала ему с небольшим количеством молока. Ни больше, ни меньше.
– Они задержали человека за убийство девочки, – произнес Джеймс, когда Хелена подняла кофейник, вытирая тряпкой нагревательную пластину кофеварки.
Внезапный звук кофейника, разбившегося о пол, заставил его вздрогнуть, так что он пролил кофе себе на рубашку.
– Что ты творишь! – выкрикнул, вскакивая со стула.
– Прости, прости, – пробормотала Хелена и поспешно пошла за совком и шваброй, стоявшими у кухонной двери.
Пока она убирала с пола, Джеймс потянулся за бумажным полотенцем и стал оттирать свою рубашку.
– Теперь придется покупать новую колбу, – проговорил он, садясь на место. – А денег мы не печатаем.
Хелена продолжала молча убирать осколки. Этому она научилась за долгие годы – чувствовать, когда лучше промолчать.
– Я зашел на площадь и там услышал эту новость, – сказал Джеймс. – Им оказался один из тех, которые живут в лагере для беженцев. Никто особо не удивился.
Хелена перестала подметать, ее плечи опустились. Но она тут же продолжила свое занятие.
– Они уверены? – спросила, пересыпая осколки в пустой пакет из-под молока, который осторожно поставила в помойное ведро.
– Деталей не знаю, – ответил муж. – Слышал только, что взяли парня. Шведская полиция не являет собой чудо эффективности, однако они не могут арестовывать народ без оснований.
