Чарли все болтала и болтала, стараясь, хоть у нее и было тяжело на сердце, говорить весело: она рассказывала о вечеринке, на которую их пригласили в субботу, о том, какие обои они подобрали для комнат, и о ковровых покрытиях, которые собирались приобрести, полагая, что не стоит полностью застилать пол спальни от стены до стены, поскольку голые деревянные доски по обе стороны ковра будут смотреться в данном случае более органично.
Мать больше не издавала ни звука, и постепенно, в течение следующих двух часов, ее дрожь утихла. Она по-прежнему бессмысленно смотрела перед собой, когда Чарли, уходя, послала ей от двери прощальный, полный надежды воздушный поцелуй.
* * *
— Том, а если бы я, допустим, захотела выяснить, кто мои настоящие родители, то какова формальная процедура?
Том, в полосатой рубашке, расстегнутой у воротничка и с закатанными манжетами, облокотившись о кухонный столик, вяло ковырялся в тарелке с салатом. Он зачерпнул вилкой стручковую фасоль с ростками люцерны и с сомнением взглянул на жену:
— А что это ты вдруг заинтересовалась своим происхождением?
Легкий ветерок донес сквозь открытое окно щебетание какой-то поздней пташки.
— А почему это тебя удивляет? Я думаю, если мы и в самом деле заведем детей, то им не помешало бы знать свою родословную.
— Но твои родители умерли.
— Могли остаться всякие там тетушки и дядюшки, — возразила она с полным ртом.
Он прожевал салат и скривился:
— Бог мой, от люцерны так и несет старой мешковиной. — На коже Тома виднелся бледноватый налет лондонской пыли, который не смывался при небрежном умывании из холодного крана. Муж выглядел усталым и нервным. Да и она сама тоже чувствовала себя не лучшим образом. — Чарли, детей чаще всего усыновляют потому, что у них нет родственников, которые могли бы — или хотели бы — позаботиться о сироте.
— Но я вовсе не собираюсь никому навязываться. Мне просто хотелось бы знать. Ведь я же не плод случайной связи. Мои родители были официально женаты.
— Твоя мать скончалась во время родов, а отец умер от разрыва сердца. Так?
— Ну да.
— И тебя удочерили всего через несколько дней после рождения, верно?
— Да, так мне всегда рассказывала мама.
— Интересно, а была ли она знакома с твоими биологическими родителями?
— Понятия не имею. — Чарли пожала плечами. — Я никогда не задавалась этим вопросом.
— А приемная мать хоть что-нибудь рассказывала тебе о них?
— Очень мало. Говорила, что они были молодыми, что женаты были совсем недолго, около года.
Чарли отпила немного вина, но внезапно почувствовала тошноту.
— Тебе известно, как их звали?
— Нет.
— А в какой именно больнице ты родилась?
— Нет, этого я тоже не знаю. — Перед глазами Чарли возникла приемная мать, трясущаяся на койке.
— Если у них была распространенная фамилия, то на поиск могут уйти целые годы… Да и обойдется он в целое состояние.
— Так какова же все-таки формальная процедура? — спросила Чарли, и ее голос прозвучал не громче шепота.
— Ты должна обратиться за оригиналом свидетельства о рождении в дом Святой Екатерины в Лондоне.
— Это долгий процесс? — Казалось, это произнес кто-то другой.
Смертельная ложь. Ложь.
Ложь о смерти ее родителей? Не это ли пыталась сказать ей приемная мать, — дескать, она солгала насчет их смерти?
Правда. Возвращайся.
Чарли вспомнила, как задрожала мать, когда она впервые упомянула о предполагаемом переезде.
Или, может, все дело было в том, куда они хотели переехать?
Возвращайся.
Куда?!
* * *
Толстый гамбургер проплывал мимо, из его брюха, словно из открытой раны, вываливались корнишоны и кетчуп. За ним следовала тарелка с беконом и яйцами, а потом девушка, распустившая на ветру длинные каштановые волосы. «Присоединяйтесь к изысканному обществу, — гласил плакат. — Не пропустите этот вкуснейший набор!»
Эскалатор вознес зажатую в толпе Чарли, словно волна обломок корабля. Ох уж эти часы пик! Всего несколько недель сельской жизни — и она все больше и больше ощущала себя в Лондоне чужой. Выйдя на дневной свет, Чарли сориентировалась и свернула направо, на Стрэнд.
С вечера того понедельника она так ни разу и не возвращалась в магазинчик, так и не разговаривала с подругой. Мысль о Лоре не давала ей покоя. Прошлой ночью, когда Том снова вернулся домой поздно, Чарли была уверена, что от мужа пахло ее духами.
А вот и Олдвич. На здании на противоположной стороне улицы отчетливо виднелись слова «ДОМ СВЯТОЙ ЕКАТЕРИНЫ». Большие стеклянные двери украшало объявление: «Осторожно! Окрашено! Пользуйтесь другим входом». Чарли вошла внутрь. Два стола, за которыми сидели служащие, обитая войлоком доска с пришпиленными к ней образцами заявлений, а несколькими ступеньками выше — большая комната с длинными рядами металлических стеллажей. Хотя в помещении и было полным-полно людей, в нем царила рабочая тишина, словно в публичной библиотеке.
Чарли встала в небольшую очередь к столу с табличкой «Только для справок».
— Меня удочерили, — сказала она, чувствуя себя так неловко, словно объясняла, что была прокаженной. — И я хотела бы получить копию своего подлинного свидетельства о рождении.
Клерк, невысокий мужчина с приветливой улыбкой, показал ей направо.
— Вам понадобится учетный номер, — сказал он. — Посмотрите вон там.
Чарли прошла по ярко освещенному проходу между рядами стеллажей. Ей показалось странным, что подлинная личность человека скрыта за каким-то учетным номером. У стены обнаружился стеллаж с надписью: «Усыновления, начиная с 1927 г.».
Ей вдруг захотелось повернуться и уйти прочь, бросить эту затею. А что, если?.. Если?..
Смертельная ложь. А вдруг то, что рассказывала ей приемная мать, было ложью? Тогда тем более надо выяснить правду. Надо ли? Чарли знала одну удочеренную женщину, которая задалась целью разыскать своих настоящих родителей и в результате выяснила, что ее мать забеременела от какого-то случайного знакомого, которому отдалась в кузове военного грузовика. А вдруг и она сама обнаружит нечто похожее?
Ну и что? Она ведь вовсе не обязана рассказывать правду своим детям или кому-то еще… ну разве что ее отцом был какой-нибудь герцог. А если она вдруг окажется дочерью какого-нибудь бродяги (ах, пожалуйста, только не сбежавшего именно на ту ночь из сумасшедшего дома психа!), уголовника, то сохранит эти сведения в тайне. Вот именно. Однако, так или иначе, следует все выяснить!
1952-й год, 1954-й. Ага, вот и 1953-й.
