Галдор опять кивнул и показал на менее злобного блондина:
– Эл Ваньяр Аундаэ!
Ага, эти красавцы – родственники. По крайней мере, небольшое внешнее сходство имеется. Затем Галдор показал пальцем на меня и произнес:
– Эла Эленаль Аундаэ!
Я непроизвольно отрицательно покачала головой и сказала с нажимом:
– Елена Севастьянова!
Бельфалас, злобно и бешено сверкая глазами, подскочил ко мне и, тыкая пальцем мне в грудь, прошипел:
– Эла Эленаль Аундаэ!
Невольно отшатнувшись, я едва устояла на ногах. Хорошо, хорошо, ладно, я твоя родственница. Понимаю: заняла чужое тело, и тебя это бесит. Но я ведь не виновата. Вера в лучшее будущее сдулась как воздушный шарик. С сочувствием посмотрела ему в глаза, чем, похоже, еще больше разозлила. Пришлось, коротко кивнув, тихо согласиться:
– Эла Эленаль Аундаэ.
С тебя не убудет, Ленка, тем более Елена Севастьянова погибла, а на свет родилась Эленаль. Ну хорошо, хоть имена похожи, не надо долго привыкать. А то и так слишком много навалилось.
Отметив, что я согласилась, считай смирилась, Бельфалас успокоился и, повернувшись к Галдору, сказал что-то резкое, развернулся и, не взглянув на меня, вышел из комнаты. Ваньяр, наблюдавший за нами молча и презрительно скривив губы, тоже последовал за родственником.
А на меня плитой навалились усталость, страх и одиночество, к которым я совсем не привыкла. Испуганно и растерянно повернулась к Галдору. А этот эльф, с виду не старше тридцати лет, посмотрел на меня мудрыми, проницательными глазами, словно ему было на самом деле гораздо больше. Может, так и есть. От его взгляда я почувствовала себя еще хуже. Он взял меня под локоток, подвел к кровати и, чуть надавив, вынудил сесть. Поднял мой подбородок и показал жестами, что говорить я не должна. Затем, скупо улыбнувшись, тоже удалился. Но, оказалось, ненадолго. Буквально через пару минут он вернулся с красивой эльфийкой – тоненькой, молодой, с золотистой косой до пояса.
Девушка поклонилась мне и застыла, напряженно ожидая чего-то.
– Эла Финвэаль! – представил ее Галдор.
Я послушно кивнула. Эльф, снова довольно улыбнувшись, о чем-то поговорил с девушкой, кивнул мне и вышел. Эла, скептически посмотрев на меня, присела рядом и начала споро расстегивать пуговички на платье или, может, халате. Кто его знает? Я от неожиданности вздрогнула, но потом отрешилась от всего и безучастно смотрела в одну точку, пока меня раздели и затем одели в легкое, похоже, спальное платье.
Переодев меня, Финвэаль – прислуга, наверное, как я обозначила статус эльфийки, – вышла и вскоре вернулась с другой девушкой, которая, не поднимая на меня взгляд, несла большой поднос. Она быстро накрыла на стол, поклонилась и ушла. Финвэаль жестом пригласила меня к столу и, как только я уселась на прямо-таки антикварный стул, тоже присела рядом. Есть под ее пристальным, но удовлетворенным взглядом, словно у матери, кормившей ребенка, было не очень приятно. Мало того, я даже не ощущала ни вкуса, ни запаха блюда, просто делала что надо и все.
Затем молча вышла из-за стола и легла спать, чувствуя себя совершенно обессиленной после фантастических событий и дичайших потрясений. Я закрыла глаза и через минуту услышала, как тихонько скрипнула дверь – ушла служанка. Наконец-то я осталась одна и, дав себе волю больше не сдерживаться, уткнулась в подушку и зарыдала. От душевной боли за родителей, которых уже никогда не увижу. От обиды на этих нелюдей, которые ненавидят меня неизвестно за что, но от этого не легче. От одиночества, ведь благодаря папе и маме, я к нему совсем не привыкла – они всегда были рядом, поддерживая, окружая любовью и заботой. А еще от неуверенности в себе и страха, потому что я слабая, двадцатитрехлетняя девушка с комплексами, последние шесть лет видевшая мир в основном на экране телевизора.
Будучи уже на грани между сном и явью я неожиданно вспомнила, что несколько часов практически не чувствовала своего сердца. Конечно, я поняла, что теперь здорова, и привычное ощущение боли не должно беспокоить как раньше, но почему-то чувствовала странную пустоту, даже сон сейчас унесся прочь. Вытащив руку из-под одеяла, я нащупала пульс на запястье – и напряженно замерла. Биение было ровное, хорошего наполнения и без каких-либо нарушений.
Немного успокоилась, но именно сейчас до меня наконец дошло, почему мне так тревожно – все, что произошло после того, как я очнулась в неизвестном мире, я воспринимала только душой, а не сердцем. Это душа металась между страхом и отчаянием, восторгом от нового тела и горечью расставания с родителями. Все чувства сегодня рождались в моей душе и совсем не затрагивали сердца, словно его и не было вовсе.
Вот, оказывается, почему столь спокойно и смиренно принимаю новый мир, почему все мои эмоции на фоне невероятных изменений словно приглушены. Не такие яркие, как были в той, другой жизни, которая блекла с каждой прожитой минутой в этом чужом мире. Только думы о маме и папе оставались кровавой раной в душе. Мое новое сердце не умеет чувствовать! Эта новость, в дополнение к душевному раздраю, прибавила еще тревог.
Глава 4
Следующие два месяца моей эльфийской жизни были весьма насыщенными. Две недели с помощью мага Галдора я безвылазно учила эльфийский язык, зубрила диалекты в разных частях нового мира. На отдых отводилось часов пять в сутки с учетом времени на трехразовое питание и посещение туалета. Только занималась – до кровотечения из носа от применения заклинаний, улучшающих процесс обучения.
Через неделю ускоренного курса мы с учителем с трудом начали общаться. И первые его вопросы были о том, кто я и откуда, а главное, какого роду-племени. Кратко поведав свою историю, на всякий случай опустив встречу и разговор с Высшими, выяснила у Галдора, что я – единственная дочь Бельфаласа и племянница не кого-нибудь, а самого повелителя светлых эльфов. С одной стороны, почетно, с другой – хлопотно.
Бывшая хозяйка моего тела была еще той… Впрочем, в любом случае спасибо ей за второй шанс. Не буду поминать ее лихом по земной традиции. В общем, две недели назад Эленаль баловалась запретной магией в надежде отомстить ненавистной сопернице. Проводила, страшно представить, сложный обряд обмена душ, а в итоге, напутав с заклинаниями, нечаянно – думаю, не без помощи высших, – упала внутрь пентаграммы. Ее душу выловить из хаоса не смогли и призвали первую попавшуюся свободную, чтобы тело Эленаль не погибло, став бездушным.
На мои вопросы, почему и зачем они это сделали, Галдор ответил весьма расплывчато. Во-первых, наследница у Бельфаласа одна, во-вторых, если кто-то узнает, чем занималась его дочь, когда погибла ее сущность, то будет запятнана честь великого рода Аундаэ. А Бельфалас лучше позволит перегрызть себе глотку, но подобного не допустит.
Интересно, кто же ему глотку грызть будет? Неужели его братья: родной Иллуин, самый старший Аундаэ, который в Повелителях состоит, и двоюродный Ваньяр? Хотя последний с удовольствием расчистил бы себе путь к трону. А то живут эльфы, как выяснилось, уж больно долго – можно до бесконечности ждать, когда конкуренты на столь выгодное теплое место в Светлом лесу сами уйдут к предкам. Помочь братьям «уйти» Ваньяр с превеликим удовольствием бы взялся. Но честь рода порочить никто из них не посмеет, чтобы не давать повода другим роптать и возмущаться.
