Элис
1990
Идея фильма «Элис» пришла в голову Аллену, когда он задумался об альтернативных методах лечения ячменя у него на глазу. «Я помню, что в то время мои друзья ходили к шарлатану в китайском квартале, они пили какие-то травки и отдавали за них целое состояние. У меня были проблемы с глазом, и я не мог от этого избавиться. Он просто вылезал снова и снова, и я уже все испробовал. В итоге мой друг сказал мне: „Я оплачу тебе прием у этого доктора, и я тебе гарантирую, он от этого избавится“. Я сказал: „Я не пойду в китайский квартал“. А он сказал: „Он сам придет к тебе и вылечит тебя. Что ты теряешь? Дай ему один прием, и, если он тебя не вылечит, хуже точно не будет“. И я согласился, и этот парень пришел ко мне, и у него был с собой кошачий ус. И он засунул его в мой слезный проток и ушел — и, конечно, нулевой эффект. Когда я рассказал об этом моему окулисту, он сказал: „Никому не позволяйте ничего туда совать! Вы можете инфекцию подхватить! Бог знает, что может случиться!“»
История с кошачьим усом уже появлялась в «Преступлениях и проступках» — ее пересказывал один из гостей Иуды, но история для «Элис», с рабочим названием «Магические травы Доктора Янга», была больше переделкой предпоследнего фильма Аллена. «„Элис“ — это комедийная версия „Другой женщины“, — рассказывал он. — В „Другой женщине“ Мэрион, главная героиня, слышит голоса из-за стены, и эти голоса заставляют ее изменить свою жизнь. А в этом фильме комедийный подход. Такая же женщина приходит к изменению своей жизни другим путем, но с похожей целью». История о зажиточной домохозяйке — ипохондрике, Элис Тейт (Миа Фэрроу), которую игнорирует ее богатый муж Дуг (Уильям Херт), она начинает пользоваться различными препаратами, выписанными китайским травяным лекарем. «Элис» позволяет Аллену повернуть его собственный скептицизм против него самого. Уловка заключается в том, что эти травки работают, они делают Элис невидимой и позволяют ей следить за своим мужем, который предает, воскрешают в памяти бывших возлюбленных, дают ей шанс закрутить роман с другим мужчиной и подпитывают ее желание быть писателем. Шарлатанство работает.
«В „Элис“ есть стиль, — сказал Аллен, — прекрасное мультяшное качество, в некоторой степени похожее на „Дни радио“». Съемки опять увидели возрождение перфекционизма режиссера, теперь в полном размахе. После съемок всего в течение шесть дней в ноябре 1989 года он понял, что у него нет годных кадров, и начал переснимать, он сходил с ума из-за неправильного угла съемок или внезапного проблеска белого платья Фэрроу из-под ее красного пальто, когда она гуляла по Центральному парку. «Все эта одержимость, это не перфекционизм, — настаивал он, — это побуждение — и все это не гарантирует, что фильм будет хоть сколько-нибудь хорошим».
Оригинальность, не дающая особой разницы, может быть — но фильм получился хорошим, очаровательная фантазия полного обновления в середине жизни. Критики фильм хвалили, но только как пустяк, следующий за «Преступлениями и проступками» с более сложной темой, в «Элис» режиссер играет в магическом реализме, что в «Другой женщине» и «Сентябре» воспринималось как сонная трагедия. Эта фантазия, быть может, слишком растянутая, продолжительность фильма увеличивается до необычно подробных 102 минут, пока Элис пьет травяные чаи акупунктуриста для того, чтобы исчезать и подглядывать за своим любовником-саксофонистом Джо (Джо Мантенья); чтобы вызвать призрака бойфренда Эда (Алек Болдуин), который ушел; исполнить волшебный полет над манхэттенскими небоскребами; прислушаться к совету необычайно опытной музы (Бернадетт Питерс) и уличить свою мать и сестру во лжи, опутывающих их семью. Магия, слишком расплывчато определенная, может показаться хилым замещением собственных приемов и желаний драматурга.
Но фильм работает, главным образом на руку Фэрроу, весь фильм, кажется, погружен в ее удивленный мышиный шепот. Вы прислушиваетесь, чтобы смотреть фильм. Ее величайший талант заключается в ее легковерности, она одна из самых великих верующих на экране. Это понял Роман Полански, когда он впервые открыл эти глаза на дьявольские происшествия в «Ребенке Розмари». Ее простодушие может быть особенно полезным для такого комедийного выдумщика, как Аллен, его сюжеты наполнены такими магическими элементами, как актеры, сходящие с экранов, и люди-хамелеоны, которые могут по желанию менять форму. Реакции Фэрроу: — чудесное сочетание сомнения и чуда, в котором никогда нет неверия, содержащее центральные элементы «Пурпурной розы Каира» и «Зелига». В «Элис» она раскрывает свои широкие глаза еще шире до тех пор, пока не кажется, что она готова заглотить весь мир целиком, хотя ее сцена с соблазнением с Мантеньей, в которой она понижает свой голос, чтобы расспросить его о мундштуках для саксофона («… мундштук, Джо, между губ…»), возможно, самая смешная вещь, которую она когда-либо играла. Она прекрасный ассистент Аллена в полностью магическом режиме. Можно рассматривать «Элис» как его прощальный подарок ей, прежде чем он магическим образом исчез.
Тени и туман
1991
Сценарий основан на одноактной пьесе Аллена «Смерть». Комедийная стилизация под «Процесс» Франца Кафки, фильм «Тени и туман» стали упражнением в чистой кинематографии — шанс для оператора Аллена Карло Ди Пальмы вместе с художником-постановщиком Санто Локвасто воссоздать серый мир теней немецких экспрессионистов при помощи использования тумана и приглушенных световых эффектов, чтобы создать поразительные очертания из прекрасного миража. «Трибьют Карло, — называл этот фильм Аллен. — Метафора фильма отчасти заключается в том, что как только вы выходите из дома ночью, складывается ощущение, что вся цивилизация исчезла… Город становится просто созданным по соглашению людей, он выполняет функцию чьего-то собственного внутреннего состояния. И реальная вещь, на которой ты живешь — это планета. Это безумная штука в природе. И вся это цивилизация, которая защищает тебя и позволяет тебе врать самому себе о жизни, искусственна и наложена на что-то еще».
К тому моменту этот фильм стал одним из самых дорогих его фильмов, изначально «Тени и туман» должен был сниматься при помощи моделей, но когда стало понятно, что это не работает, Аллен поручил своей команде построить в натуральную величину съемочную площадку площадью 26 тысяч футов в Kaufman Astoria Studios в Квинсе. Черпая вдохновение из изображений винтажного Парижа фотографа Эжена Атже и таких классических фильмов времен Веймара, как «Носферату» Ф. В. Мурнау (1922), «Безрадостный переулок» Г. В. Пабста (1925) и «М» Фритца Ланга (1931), они воссоздали часть старого европейского города, дополненного мрачными тупиковыми аллеями и церковью, которая была похожа на тюрьму, унылыми мощеными улицами, наполненными туманом. На самом деле, это был концентрат соевого соуса, который дымился из спрятанной бочки, что заставляло ипохондрика Аллена опасаться возникновения рака. Это были самые крупные декорации, когда-либо созданные в Нью-Йорке, и даже несмотря на это он переживал, что они недостаточно большие. «Когда строительство было закончено, мы понятия не имели, вдруг за неделю съемок мы исчерпаем всю эту съемочную площадку, и мы подумали: „Господи, нам нужно 10 таких площадок“».
Это был его последний фильм со студией Orion, которая в мае 1991 года объявила, что задолжала 48 миллионов долларов. К ноябрю сумма долга выросла до 690 миллионов долларов, и компания попала под Главу 11 Кодекса США о банкротстве. Любая надежда президента Orion Эрика Плескова на то, что Аллен вытянет их из этой дыры большим успехом своего фильма, была перечеркнута, когда он увидел финальную версию. «Он выглядел так, как будто его избили клюшкой, после того, как он это посмотрел», — сказал Аллен, который видел, как президент студии пытается подобрать хотя бы одно хорошее слово об этом фильме. «Я должен сказать, все время, когда я смотрю твои фильмы, я действительно удивляюсь, потому что они все такие разные», — в конце концов сказал он все еще дрожащим голосом. «Он искал, что можно сказать, — вспоминает Аллен. — Но снова, это было то, что я хотел сделать, и я надеялся, что найдется достаточно людей, которые посмотрят этот фильм, чтобы люди со студии не допекали меня».
