Пленный криво усмехнулся:
– Генералы заявили, что победа осталась за нами, потому что «Подземстрой» не знает, что ЛСУ почти что сдохла, и там поняли, что взять нас штурмом не смогут. Но у них еще осталось два или три робота, поэтому нельзя исключать, что они могут повторить попытку. Поэтому мы должны быть готовы отбить следующую атаку. Мы вручную развернули орудие точно по оси рва, чтобы уничтожить любую цель, которая попытается приблизиться к въездным воротам, и генералы назначили на самоходку новый экипаж. Мужики, которые получили назначение, аж офигели. Многообещающая перспектива, учитывая, что предыдущий экипаж погиб, успев сделать ровно два выстрела. Но кроме них больше никого не осталось, кто мог управлять ЛСУ, так что выбора у мужиков не было…
Он вновь скривился:
– Его сейчас ни у кого нет. Мы вручную насыпали вокруг самоходки защитный вал из грунта, чтобы экипажу стало хоть немного спокойней, и с тех пор несем в окопах круглосуточное дежурство. Генералы старые, им всем за шестьдесят, от антирада они еле дышат, поэтому в состав смен не входят. Остальные разбиты на три смены по девять человек, в четвертой восемь. Сперва в ней было десять человек, она была самая большая, но позавчера один умер во время интоксикации, а вчера умер еще один. Теперь она самая маленькая. А если меня вычесть, то даже еще меньше. Наверное, туда переведут кого-нибудь…
Пленный на секунду умолк, посмотрел на всех со смесью угрюмости и беспомощности, и закончил:
– В день начала войны в бункере было триста семьдесят семь человек. На сегодня осталось тридцать восемь. Сколько еще мы проживем, постоянно сидя на антираде, никто не знает. Всеобщим собранием было решено, что безропотно умирать мы не собираемся. Если «Подземстрой» атакует опять – будем драться. А если они надеются взять нас измором, то рано радуются. Мы заминировали потолки всех хранилищ, изготовили из боеприпасов горючие средства и подготовили все к поджогу. Если нас перебьют в ходе штурма или подохнем от антирада, последние, кто будет оставаться в живых, активируют мины и зажигалки. Все, что не сгорит, завалит обрушением. Противник не получит ничего. Поэтому мы держим оборону и живем, пока можем. Если вдруг «Подземстрой» выйдет на связь, то условие у нас одно: преступники складывают оружие и сдаются представителям законной власти. «Подземстрой» переходит под управление ФСБ. Не устраивает – подохнем все. Нам терять нечего. Нас убьет антирад, их – голод. Все поняли, что инфа про перенаселение и истощение биоферм не была дезой. Иначе бы «Подземстрой» не рвался бы в Росрезерв любой ценой.
– Это чудовищное недоразумение… – начал было Овечкин, но Порфирьев обжог его злобным взглядом. Пришлось замолчать, чтобы не накликать на себя проблем.
– Где находятся средства инициации подрыва? – спросил Варяг.
– В пяти разных местах, взорвать можно из любого. И еще три кнопки, по одной у каждого из генералов, – пленный болезненно сглотнул и потянулся к фляге с водой.
Он сделал несколько глотков и с опаской посмотрел на молчащего Порфирьева, разглядывающего его задумчивым взглядом:
– Я все рассказал. Если есть вопросы – готов ответить. Нарисую план расположения мин и точек инициации взрыва. Покажу, где установлены ловушки и огневые точки. В обмен на сотрудничество прошу забрать меня с собой в «Подземстрой». Я инженер-механик, могу быть полезен. Готов помочь с лифтом и с любым другим оборудованием, с которым сумею справиться. У меня есть опыт…
– А как же «драться до последнего»? А как же твои боевые товарищи? – зловеще перебил его амбал-мизантроп. – Ты так просто бросишь их на произвол судьбы?
– Они мне не товарищи, – сумрачно возразил пленный. – Они все профессиональные ФСБ-шники, оперативные и руководящие работники, а я – «пиджак», вечный старлей на должности инженера. Я ФСБ-шник сугубо по названию. До войны мне постоянно ставили это в упрек, хотя один на один я из них любого порву! Война сделала их моими товарищами по несчастью автоматически, моего мнения никто не спрашивал. Я не хочу воевать! Ни с вами, ни с вашими роботами, вообще ни с кем! Я просто хочу выжить и готов платить за это своими способностями, не собираюсь быть нахлебником. Если ваш лифт можно починить в принципе, я сделаю это!
– Роботы не наши, – злобно напомнил ему Порфирьев. – Тебе контузия дала осложнение на слух? А выжить сейчас все хотят, не ты один.
В этот момент Антон отчетливо понял, что этот пленник есть его шанс. Шанс избавиться от экспедиций! Он ведь ради спасения готов на любые условия! Сам рвется! И он инженер-механик, да еще с опытом работы не с системами связи, которые совсем не близки всевозможным лифтам-погрузчикам, а непосредственно с подобными механизмами! Его профиль идеально подходит в качестве Инженера, входящего в состав экспедиции! И он не просто не станет отказываться, а еще будет умолять взять его на место Овечкина! Эту карту необходимо разыграть! Жизненно необходимо! Другого шанса может не представиться никогда!
– Олег! – Антон придал своему голосу максимум тактичности и убедительности. – Это интересное предложение. Нам пригодится квалифицированная помощь, если с лифтом возникнут проблемы. Ради общего выживания я готов работать с любым оборудованием, но ты же знаешь, я специалист по системам связи. Всего на свете могу не знать. Мы могли бы использовать навыки этого человека, раз это его специализация.
– Если будет себя хорошо вести, то обязательно! – издевательски заявил Порфирьев. – Вот доживем до следующего цикла антирада и посмотрим, чего он стоит. А пока всем отдыхать! Хам! Свяжи-ка его еще раз. Несильно. Для поддержания дисциплины, чтобы не вытворил чего лишнего. А то он «пиджак», а мы профессиональные военные, вдруг нас он тоже невзлюбил, как своих сослуживцев.
Лейтенант, ухмыляясь, принялся стреноживать по рукам и ногам понурившегося пленного, все остальные разошлись по своим местам. До окончания перерыва между циклами антирада Порфирьев дважды подходил к пленному и что-то тихо выяснял у него на тему подробностей устроенной ФСБ-шниками обороны. Тот охотно отвечал, но сам капитан-мизантроп ничего конкретного не сказал. Солдаты тоже помалкивали, но по их косым взглядам Овечкин понял, что они осуждают поступок пленного и не питают к нему ни малейшего снисхождения. Впрочем, чего еще ожидать от военных дуболомов. Логику и здравый смысл им заменяют приказы начальства и мантры круговой поруки. Любой, кто не вписывается в рамки их безмозглой серой массы, без вариантов становится изгоем. Очень знакомая ситуация! Антон реально сочувствует этому бедолаге, потому что на себе испытал все прелести круговой поруки военной хунты. Его, высококлассного уникального специалиста, инженера-механика, затирают локтями только потому, что он не один из них.
На всякий случай Антон отозвал Порфирьева в угол базы и тихо попытался изложить массу аргументов на тему полезности пленного, но амбал не стал его слушать. Прорычал, мол, посмотрим. И велел Овечкину отдыхать перед предстоящим циклом, потому что он будет не из легких. К своей лежанке Антон возвращался в смешанных чувствах. С одной стороны, Порфирьев решил лезть в уничтоженный бункер, и это чревато всеобщей гибелью. С другой – чтобы пленный доказал свою состоятельность, без спуска в бункер не обойтись. То есть это в интересах Овечкина. Но ведь капитан-мизантроп не согласится взять с собой вниз только пленного, оставив Антона здесь. Он потащит с собой обоих, а у Антона дурацкий скафандр МЧС, который не спасет его от запредельной радиации! Он рискует погибнуть! Пленный экипирован гораздо лучше, ему проще! Как бы так убедить мизантропа, чтобы он не тащил вниз Овечкина?!
