– А конвой? То есть охрана?
Я махнула рукой и отвернулась, а он засмеялся. Когда этот тип говорит серьезно, а когда шутит, разобрать не так легко. Надеюсь, насчет машины – шутка, мыть я ее уж точно не собираюсь.
Через двадцать минут мы были возле кофейни.
– Я встану чуть дальше, за киоском. Твой Олег не увидит, как ты из машины выходишь, а я смогу наблюдать за входом в кафе. Если что, примчусь на помощь.
Я молча кивнула и быстро покинула машину.
Олег сидел за столиком в углу и нервно вертел в руках салфетку. Позже выяснилось, не просто вертел, а складывал из нее кораблик. Помнится, в детстве я тоже любила этим заниматься, но успела забыть, как это делается.
– Привет, – сказала я, подходя ближе.
– Привет.
Он вскочил, придвинул мне стул, физиономия его страдальчески кривилась, вряд ли из-за физической нагрузки, налицо были глубокие душевные переживания.
– Есть новости? – с места в карьер спросила я, лишь только официантка, принявшая заказ, отошла от нашего стола.
– Завтра дядю хоронят.
– Да? К следователю меня больше не вызывали, в интернете ничего об убийстве не пишут, а я ужасно переживаю.
– Я тоже. Разговаривал с адвокатом… Он мой хороший знакомый, позвонил ему на всякий случай.
– Зачем тебе адвокат? – удивилась я.
– Ты не поняла. Я просто хотел узнать, как все обычно происходит. Эти… в полиции ничего не объясняют. Боюсь, мы все на подозрении. И я, и Верка, и вы с Петровной. Все, кто хоть раз был в доме.
Это не обрадовало, но и неожиданностью не стало.
– Конечно, – кивнула я. – Так всегда бывает, если верить детективам.
– По-моему, Верка больше всех на подозрении, – продолжил Олег. – Из-за того, что старика одного оставила. Верка, конечно, просто безответственная дура, но получается, те, кто старика убил, знали, что он один в доме.
– Не обязательно, – покачала головой я. – Обычно в доме старик и сиделка, вряд ли та же Петровна особенно их беспокоила.
– Это конечно. Пожилая женщина, да и спит она, если честно, как лошадь. Могли полдома спокойно вынести.
– Откуда ты знаешь? – нахмурилась я. – Про то, что спит?
– Давай не будем к каждому слову друг друга относиться с подозрением, – после легкой заминки сказал Олег. – Старик на нее жаловался. Проснется ночью и не может до нее докричаться. А ты что подумала?
– Ничего. Я вся на нервах. Извини…
– Понимаю. Сам третий день как в тумане. Ничего понять не могу.
– В каком смысле?
– Что? А-а… – Он быстро огляделся, точно боясь, что нас подслушивают. – Только между нами. В тебе я уверен, ты… короче, не сомневаюсь в тебе. Но твоя мама… Пьющие люди не всегда отдают себе отчет…
– При чем здесь моя мама? – нахмурилась я.
– Ладно, все равно узнаешь, – махнул рукой он. – Короче, два дня назад кто-то позвонил в полицию. Голос мужской, сообщил, что Пикассо в гастрономе, в ячейке для хранения.
– Серьезно? – сочла нужным удивиться я.
– Ага.
– Странно. Сначала украли, а потом возвращают?
– Я тоже так подумал, когда мне из полиции позвонили. Решил даже, может, не рискнули связаться с национальным достоянием? Пикассо все-таки.
– Ага, – не очень уверенно кивнула я. – И что дальше?
– Менты отправились в гастроном и в ячейке обнаружили пакет.
– С Пикассо?
– Типа да. Вызвали эксперта из музея, он картину осматривал… Я тебе говорил, что старик портрет художественному музею завещал? Ну и когда завещание оформлял, все сделал, как положено, экспертиза, то да се… Этот мужик взглянул на портрет и только усмехнулся.
– Какой мужик, эксперт? А почему усмехнулся? – забеспокоилась я.
– Потому что картина – подделка.
– Как это? – Челюсть у меня вроде бы отпала.
– Вот так. Очень неплохая, как он сказал, но, вне всякого сомнения, подделка.
– Вот черт… как же так…
Тут я посоветовала себе сдерживать эмоции, чтобы не сболтнуть лишнего.
– Подожди, выходит, грабители забрали Пикассо, а потом зачем-то вернули подделку?
Олег пожал плечами, мол, получается так.
– Но зачем? Зачем возвращать подделку, я имею в виду? Чепуха какая-то.
– Может, и не чепуха.
– А что?
– Ну… решили запутать следствие.
– Да уж… действительно запутали. А это точно подделка? Может, эксперт плохо посмотрел? – Тут я досадливо махнула рукой. – И что думают следователи по этому поводу?
– Не знаю, что они думают. Мне ничего не сказали. Опять часа два вопросами мучали…
– Должен быть в этом какой-то смысл, – вслух подумала я.
– В чем? – не понял Олег.
– В том, что картину вернули. И у полиции должна быть версия.
– Может, и есть.
– А что ты там про мою маму говорил? – забеспокоилась я.
– Ничего такого… Просто подумал, может, она кому-то рассказала про портрет?
– Сомневаюсь, что мама на него внимание обратила. Кстати, как и я. Не скажи ты мне, что это Пикассо, мне бы и в голову не пришло, что он денег стоит. По виду какая-то мазня.
– Согласен. Петровну подозревать вроде тоже глупо, остальных сиделок тем более. Вот я и подумал: предположим, ты сказала матери просто так, между прочим, а она…
– А может, ты еще кому про Пикассо рассказал, не только мне? Хороша тайна, если о ней куча народа знает, те же директор и работники музея. А виновата, значит, моя мама?
– Ты права, знали многие, – вздохнул он. – Но… я, господи… у меня все это в голове не укладывается. Когда ты уходила, портрет висел на месте, так? – перегнувшись ко мне, зашептал он.
– Конечно, – насторожилась я. – Я раму протирала…
– Ты точно помнишь?
– Само собой. Слушай, но если у кого-то была подделка, значит, он видел настоящий портрет. До похищения видел?
– Почему до похищения? Сделать копию можно и за день. Вот только зачем? А ты до этого никаких странностей с картиной не замечала?
– Нет. Какие странности ты имеешь в виду?
– Сам не знаю. Извини, спрашиваю всякую чушь. Ладно, мне пора, – взглянув на часы, сказал он. – За кофе я заплачу.
Через пять минут мы простились, и я бросилась к машине, пылая праведным гневом.
– В пакете была подделка! – завопила я, как только оказалась рядом с Саввой.
– В смысле?
– Пикассо не настоящий! Его кто-то подменил!
