Что же касается новых покоев, они оказались гораздо более роскошными, чем я могла себе представить. Здесь преобладали бронза и золото, разбавленный молоком цвет древесной коры и красный. Помимо спальни и комнаты отдыха, в несколько раз превосходившей по размеру мою предыдущую в покоях наложницы, теперь у меня была личная купальня и комната для гигиенических процедур.
Днем покои заливало солнце, превращая их в царство золота, вечером верх брала бронза, утяжеляя и придавая мрачности. Но вечером я не сидела в комнатах, отдавая предпочтение балкону.
Он, так же как и все окна, выходил на город и пустошь. В этой части дворца мне безумно не хватало океана, пусть даже ближе к закату, когда над Аринтой зажигались огни, а подсвеченные факелами смотровые башни на границе города напоминали раскаленные иглы, вид отсюда открывался невыразимо прекрасный. Изломы гор: мягкие, сглаженные вечерней дымкой, казались размытыми, и над ними парили драконы.
Драконы, изредка подлетавшие к городу, но тут же взмывавшие ввысь и уходящие на свои земли. Сейчас их не было видно, поэтому я просто смотрела на столицу Даармарха, с такой высоты днем она напоминала подсвеченную солнцем карту на столе полководца.
— Местари. — Служанка поставила на столик поднос с травяным напитком, который я просила ее принести, и поклонилась.
Да, балкон здесь тоже был намного больше, на нем умещался не только столик, над которым утром можно было поднять навес, но и натянутый между столбов гамак, где я иногда отдыхала после обеда. А еще с этой стороны замка постов охраны и хаальварнов было столько, что проскочить между ними не представлялось никакой возможности.
— Спасибо, — отозвалась коротко.
— Местари, к вам приходила Мэррис.
Это заставило резко обернуться, вперить в потупившуюся служанку пристальный взгляд.
Мэррис?
Мэррис, бывшая распорядительница гарема Даармархского?
— Что ей нужно?
— Она просила вам передать… — Служанка даже побледнела слегка и начала запинаться. — Эссари Ибри… просит вас о встрече. Сегодня. Сейчас.
Ибри просит меня о встрече.
Первым порывом было отказаться, что я, разумеется, и сделала бы, если бы передо мной стояла Мэррис. Но она была умна и не стала говорить со мной лично, а какой смысл отказывать служанке?
Новости о Ибри до меня не доходили, я знала, что она жива — и только. Этого мне было более чем достаточно, но сейчас, когда служанка о ней напомнила, в сознании вспышкой мелькнула мысль: если Сарр так тяжело перенес яд тархарри, каково ей? Наверное, это не должно было меня волновать, равно как ее дальнейшая участь и ее судьба, но меня не отпускало. Отчасти потому, что Ибри оказалась разменной монетой в руках нэри Ронхэн, желающей отомстить мне.
Во многих государствах на ментальные игры с сознанием людей смотрели сквозь пальцы, поэтому не наделенные принципами иртханы творили, что хотели. Превращали людей в послушных марионеток, заставляя исполнять свою волю. Нисколько не заботясь о том, какую опасность несет в себе ментальное воздействие: некоторые сходили с ума сразу, другие сводили счеты с жизнью, когда осознавали, что с ними произошло.
Во времена правления отца на землях Ильерры за такое полагалась таэрран, но после того, как Горрхат пришел к власти, все изменилось. В Даармархе, насколько я знала, тоже существовало наказание: шаэррнар — огненные плети, шрамы от которых оставались на всю жизнь. Вот только разве могло это утешить мать, лишившуюся сына или дочери? И много ли находилось свидетелей рядом с теми, кто хотел скрыть следы?
— Так что мне передать эссари Мэррис?
Служанка явно боялась, несмотря на то, что гарем распущен и Мэррис вскоре покинет дворец, ее по-прежнему остерегались. Характер у нее был не самый легкий, а еще она отличалась хорошей и долгой памятью. Поэтому ей и не хотели приносить дурные вести, например, мой отказ.
— Ничего. — Я бросила короткий взгляд на стынущий травяной напиток и шагнула в арку. — Пойдем.
Девушка вздохнула с явным облегчением и последовала за мной. В комнате отдыха к нам присоединилась вторая моя спутница, а в коридоре — хаальварны. Мы снова шли бесконечными коридорами, и лишь оказавшись в крыле наложниц, я сбавила шаг. Сейчас здесь было пусто и очень тихо, не звучали больше девичьи голоса, не доносился чей-то негромкий смех, шуршание туфелек по камню или шелест расписных одежд. Когда мы пересекали знакомый зал, я бросила взгляд на прайнэ. Задвинутый в угол, инструмент молчаливо застыл в ожидании прикосновения.
Почему-то именно это заставило меня внутренне содрогнуться: как долго они провели здесь, все эти девочки? Сколько лет ждали хотя бы взгляда или знака явиться к Даармархскому?
Эта мысль неожиданно вызвала желание что-нибудь расколотить. Да хоть тот же прайнэ, вместо этого я расправила плечи и снова пошла быстрее.
«Мы вырастили дочь, к которой ни один мужчина не подступится», — с улыбкой сказала мама, когда я заявила, что не собираюсь выходить замуж и сама смогу справиться с драконами.
Мне тогда было восемь.
«Мы вырастили дочь, которая себя уважает», — ответил отец и подхватил меня на руки.
Правда, тогда он считал, что я никогда не покину Ильерру и буду под его защитой. А потом под защитой Сарра, кого бы из знати Ильерры я ни выбрала себе в супруги.
Комнаты Ибри отличались от моих бывших лишь цветом интерьера — дымчато-золотым, как рассвет над океаном. В распахнутые настежь окна врывался ветерок, играющий легкими занавесями, по полу были разбросаны подушки. Совсем недавно на таких же рядом со мной сидела Аннэри.
Усилием воли прогнала от себя мысли о девочке.
— Ждите здесь. — Это относилось к хаальварнам, когда навстречу нам из спальни вышла Мэррис.
— Я знала, что ты придешь, — сказала распорядительница.
Она не утратила своего лоска, и темная кожа по-прежнему была в идеальном состоянии. Равно как и волосы: тугие, блестящие, собранные в высокую прическу. Наложницам полагалось ходить с распущенными, но Мэррис могла укладывать волосы как ей вздумается.
— Поэтому передала мне просьбу через Фиру?
— Именно поэтому. — Пухлые губы растянулись в улыбке, которая тут же погасла.
Присмотревшись, я увидела залегшие в уголках красиво очерченного рта складки и даже морщинки между бровей (видимо, в последние дни ей доводилось хмуриться слишком часто).
— Ибри еще очень слаба, — негромко произнесла она. — Поэтому будь к ней снисходительна.
— У моей снисходительности есть границы, Мэррис.
Не дожидаясь ответа, шагнула в спальню. Оставляя за спиной распорядительницу, служанок и хаальварнов.
Колыхнулись шелковые волны штор.
Среди подушек и покрывал на огромном ложе Ибри казалась совсем крохотной и хрупкой. Бледная, с огненными пятнами на щеках и огромными глазами, она повернулась ко мне, стоило только приблизиться. Сейчас одеяла были сбиты в сторону (наверное, у нее снова поднялась температура), и под тонкой сорочкой отчетливо выступал животик. Стараясь не думать о том, что именно здесь был зачат этот ребенок, спокойно встретила ее взгляд.
