Лидка сильнее сжала его руку. «Как бы я хотела, чтобы это были вы». Наверное, эта мысль отразилась на ее лице.
– Лида, – сказал Зарудный медленно, – через два дня будет очень важное выступление по первому каналу. Мое выступление. Обещай, что будешь смотреть,
– Конечно, – шепотом согласилась она.
– Я думаю, что это будет поворот… в нашей общей судьбе. Я очень на это надеюсь. А теперь извини, у меня больше нет ни минуты.
Она поняла, что все еще держит его за руку. Что это может показаться странным. И что пальцы надо во что бы то ни стало разжать – хоть зубами.
…Возвращались в молчании. Безмолвно шагали следом два внимательных крепыша. Белки почему-то избрали их объектом повышенного внимания: ждали, наверное, подачки.
– Славка готовится на исторический? – спросила Лидка медленно.
Депутат кивнул.
– Я, наверное, тоже, – сказала она неожиданно для себя.
Он обернулся.
– Да?!
И обнял ее за плечи. Широким движением взрослого, которого порадовал ребенок. Но не отцовским, а скорее братским.
Лидка затаила дыхание. Ткнулась носом в тонкий галстук, изо всех сил вдохнула исходящий от Зарудного запах – чтобы потом наверняка вспомнить. Чтобы воспроизвести это затянувшееся мгновение – до малейших деталей.
– Молодец, – сказал депутат Зарудный. – Ну какой же ты молодец, Лида!
Утро девятого июня было солнечным, птичьим, бесконечно обаятельным. Под форменный пиджак Лидка надела парадную белую блузку, новые туфли чуть-чуть сдавливали ногу. Чуть-чуть.
На влажной после ночного дождя скамейке сидела Светка с четвертого этажа. Курила длинную сигарету.
– На экзамен? Ню-ню… А я кинула эту дурную школу. Черт с ней…
– Лида, идем, – сказал отец, который вышел вслед за Лидкой и теперь отпирал машину.
Она втиснулась в крохотный салон и положила на колени букетик мелких шипастых роз – подарок химичке. Время от времени то одна, то другая колючка прорывала бумагу и доставала до Лидкиных пальцев, и тогда Лидка болезненно морщилась.
Сердце стучало где-то в горле.
Девятое число. Девятое. Славкин папа поднял бы ее на смех, но она все равно чуть-чуть боится.
Чуть-чуть.
…Она вымучила четверку.
Химичка благожелательно улыбалась: вероятно, шипастые розы произвели на нее впечатление. Директриса поздравила всех с окончанием учебного года; в актовом зале репетировали поздравление средней группе, но Лидка не была занята в программе.
Ее чуть-чуть «водило», как после бокала вина. Кружилась голова. Она искала Славку, но Славки не было нигде.
Всюду пахло цветами; у входа парень из средней группы подарил Лидке букет колокольчиков. Лидка засмеялась, поблагодарила, потом выбралась из лицея и поспешила к скоростному.
Авантюристка, щепка, плывущая по течению. Ей было так радостно и страшно, и так весело, что она рискнула и поддалась порыву. Выскочила из вагона в центре, углубилась в пешеходный квартал, готовая улыбаться в дворникам, и милиционерам, и консьержу-охраннику…
Впрочем, нет. Консьержа-охранника не было на месте – редкость! За все время, что Лидка ходила к Зарудным, такое случалось раза два, не больше.
Она постояла перед открытой пастью пустой кабинки. Пожала плечами, тряхнула своими колокольчиками, даже, кажется, услышала звон. И пошла по лестнице вверх, к знакомой двери. Чего там скрывать – к нежно любимой двери…
Дверь была приоткрыта. Такого за время Лидкиных визитов не случалось ни разу. Она позвонила. Никто не вышел; она довольно долго стояла под дверью, но ничего не дождалась. Затаив дыхание, приоткрыла дверь шире и сунула голову внутрь.
К неповторимому запаху зарудновской квартиры примешивался другой – незнакомый и почти неуловимый. Правда, еще и Лидкины колокольчики пахли влажным лугом.
– Слава!
Тишина.
Она вошла, ожидая подвоха. Сейчас на нее кинется из-за угла Славка в резиновой маске, он, дурачок, до сих пор считает, что это смешно… Она снисходительно улыбнулась.
– Слава! Клавдия Васильевна! – И набрала в грудь воздуха, будто не решаясь в полный голос озвучить свою надежду:
– Андрей Игоревич!
Тишина.
Лидка подумала, что надо повернуться и уйти. Все-таки чужой дом, а она пришла без спроса, без звонка…
Дверь в гостиную была приоткрыта. Лидка не знала всех тайн огромной депутатской квартиры, но в гостиную ее обычно пускали, а потому она сочла возможным заглянуть в дверной проем.
Пусто. В беспорядке разбросанные вещи. Открытый чемодан. Упаковочная бумага на полу.
Лидка смотрела, и букет колокольчиков опускался в ее руке все ниже и ниже.
Следы поспешных сборов. Бегства. Эвакуации. Мерцает пустым экраном не выключенный телевизор.
Лидка отступила назад, в коридор. Ковровая дорожка была перекошена, как будто здесь тащили что-то тяжелое. Обрывки шпагата. Скомканные листы бумаги. Никогда, никогда квартира Зарудных не знала подобного беспорядка.
Все двери были приоткрыты.
Они бежали, подумала Лидка, покрываясь холодным потом. Все-таки бежали накануне девятого июня. Как будто… Как будто…
За ее спиной что-то упало и глухо ударилось об пол. Лидка содрогнулась и выронила цветы. Оказывается, свалилась на пол фотография в тонкой рамке, под стеклом. Сама не зная зачем, Лидка нагнулась и подняла их одновременно – цветы и рамку.
Парень и девушка, в которых с трудом, но можно узнать Андрея Игоревича и Клавдию Васильевну. Обоим лет по двадцать. У парня на руках трогательный сверток, перевязанный ленточкой. Из свертка выглядывает маленький курносый нос. Странно, Славка вроде бы не был курносым… или все младенцы такие противные?
Почему она раньше не видела этой фотографии? ТАКОЙ Андрей Зарудный вполне мог учиться в их лицее в старшей группе… Лидка встречала бы его на переменах…
Ей захотелось швырнуть фотографию об пол. Но она удержалась. Положила рамку на стул, вместе с колокольчиками. Вышла в коридор. Потопталась, совершенно не зная, куда теперь бежать и что делать.
Страха почти не было. Зато обида была такая, что, казалось, кислотой разъедает горло.
Тяжелая дверь кабинета.
Лидкины туфли давили теперь немилосердно.
Зачем? Зачем она тронула и без того приоткрытую дверь?
Шаг. Еще шаг.
Кабинет. Стеллажи. Вычислительная машина. Телефоны. Разбросанные книги…
В рабочем кресле с высокой спинкой сидел человек.
