— Тоже нормально, но у меня для тебя плохие новости. — Рикардо улыбался, показывая крупные белые зубы под густыми черными усами.
— В смысле?
— Да, видишь ли, — он понизил голос. — Та блондиночка пришла не одна. Твое здоровье, брат! Мне очень жаль. — Его глаза озорно блестели.
Хайме почувствовал скорее облегчение, чем досаду, словно приятель разрешил его сомнения.
— Рикардо, тебе надо больше рекламировать свое заведение среди одиноких девушек.
— Слушаюсь, сэр! Сделаю все возможное! Хочешь «Куба либре»?
— Нет, не сегодня. Принеси мне лучше бренди.
Рикардо отошел, а Хайме повернулся к танцполу. Две девушки двигались под музыку. Мужчина в пиджаке и галстуке танцевал скованно, с прямой спиной, но по очереди посылал взгляды и улыбки обеим женщинам.
Поодаль блондинка встречала долгим поцелуем в губы смуглого юношу. Оторвавшись от него, она снова взглянула на Хайме и слегка улыбнулась, прежде чем заговорить с парнем.
Хайме повернулся к стойке и поискал взглядом Рикардо.
— Черт, куда он делся? — пробормотал он сквозь зубы.
Тут появился Рикардо с бокалами, бутылкой бренди и своей неизменной улыбкой.
— Эй, Хайме! Что случилось с твоей рубашкой?
— Пролил кофе этим утром.
— Классное пятно, приятель! — У Рикардо было мало работы и много желания поболтать. — Расскажи мне, как это ты умудрился так испачкать рубашку и не задеть свой элегантный галстук, стоящий не меньше восьмидесяти долларов.
— Только тогда, когда ты мне расскажешь, как тебе удается сохранять усы черными, несмотря на возраст.
— Ладно, кстати, как поживает твоя дочка? — Рикардо сменил тему. — Сколько ей уже?
— Дженни восемь. У нее все очень хорошо. В эти выходные я ее увижу.
— Долорес все еще с этим американцем?
— Да, кстати, этот американец — хороший человек и прекрасно относится к девочке.
— Ладно, только мне никогда не понять, как такая красивая женщина может иметь настолько плохой вкус, чтобы связаться с этим типом. Извини, мне пора идти.
Со своей самой любезной улыбкой Рикардо отправился обслуживать юношу, который продолжал оживленно разговаривать с блондинкой.
Да, раньше Долорес и он часто заходили в бар к Рикардо, в те времена, когда были влюблены друг в друга. Казалось, что с тех пор прошло очень много времени, и сейчас уже сложно было в это поверить. Он узнал многих женщин за последние годы, но ни к одной из них он не испытывал ничего подобного. Жизнь коротка, говорил он себе, и поэтому обещания вечной любви еще короче.
— Мои друзья-полицейские рассказывали мне, что там, где ты работаешь, сегодня был взрыв, но я ничего не слышал в новостях, — прервал Рикардо его размышления.
— Да, и одна жирная рыбина вылетела из окна.
— A-а, тогда, наверное, это была огромная птица, — Рикардо засмеялся, — или летающая рыба.
— Очень остроумно, Рикардо. Он был неплохим человеком.
— Ну, ладно, извини. Что с тобой? Ты выглядишь довольно хреново.
— Бывают дни удачные и неудачные, вот и все.
— Да брось ты! — воскликнул Рикардо, наливая им обоим по бренди. — Кубинец до мозга костей, такой, как ты, не расклеивается из-за ерунды, будь то даже бомбы или пули.
— Дело не в этом, по крайней мере, не только в этом. Иногда надоедает все то, что делаешь. Видишь, что не двигаешься с места, проходят годы, и ты понимаешь, что где-то по дороге потерял лучшую часть себя.
— Да ведь ты еще юнец!
— Тридцать девять, приятель. Но не в этом проблема. Где все то, о чем я мечтал в девятнадцать? Ты помнишь, какой нам казалась жизнь в двадцать лет? Мир был романтичным и полным идеалов.
— Ну что у тебя за настроения сегодня, Хайме! Ведь ты стал успешным топ-менеджером в одной из самых крутых корпораций Америки. Ты водишь шикарную машину, и твой парусник пришвартован в Ньюпорте, и если ты живешь в квартире, а не в собственном доме, так только потому, что тебе так нравится. Чего еще может желать человек испанского происхождения в Соединенных Штатах? Может, ты хочешь стать президентом? Этого ты хочешь?
— Не хочу ни этого, ни того, что имею. Яппи. Я превратился в яппи и, что еще хуже, тогда, когда яппи вышли из моды.
— Сейчас ты мне скажешь, что скучаешь по времени цветов, длинных волос и гитар, когда мы ходили грязными и голодными. Когда мы были дерьмовыми хиппи.
— Да, я по нему скучаю. Но не по эстетике, а по этике. Где сейчас идеализм, поэзия, поиски свободы? Я отказываюсь признавать, что все можно купить. Что, когда всему придет конец, от нас останется только банковский счет.
— Хайме, у меня больше нет для тебя бренди, — очень серьезно сказал Рикардо, унося бутылку. — Оно на тебя плохо действует.
Четверг
9
Пальцы ударяли по клавишам компьютера с силой и очень уверенно.
На экране появился список ожидающих сообщений. Одно из них было от Самуила:
«Начало крестового похода было ознаменовано абсолютным успехом. Первая стена пала. Самуил».
Он тут же ответил:
«Поздравь наших братьев. Но они должны быть готовы к тому, что внутренняя и последняя стена намного лучше защищена, и надо начинать делать шаги, чтобы одолеть ее. Некоторое время нам придется прибегать к хитрости и подрывать фундамент. Каждый должен быть на своем месте, и, когда вновь зазвучат трубы и падет стена, Иерихон станет нашим, а враг сгинет. Архангел».
Так же быстро, как и до этого, сообщение было отослано и стерто из памяти компьютера.
Пятница
10
— Хайме! Какой сюрприз! — Милая улыбка, глаза глубокого голубого цвета, копна светло-русых волос. — Как поживаешь?
Хайме мгновенно вернулся из страны своих мыслей, где почти потерялся. Он не заметил, как вошла эта блондинка. Сейчас она стояла рядом с его столом, с подносом в руках, на котором уместились салат, гамбургер и чашка ароматного кофе. Не слишком оригинальный набор, но типичный для этого заведения.
— Очень хорошо. — Хоть Хайме и застал врасплох джинсовый костюм девушки из брюк и куртки, он сразу ее узнал. — Спасибо, Карен. Как ты оказалась здесь?
— Мне надоела стряпня моей кухарки, я вспомнила об этой греческой закусочной и решила поужинать настоящим вкусным американским гамбургером.
— У тебя есть кухарка? — Хайме улыбался недоверчиво.
— Конечно. Ее зовут Карен Янсен. Слушай, ты пригласишь меня за свой столик или как?
— Садись, пожалуйста. — Он сделал жест свободной от гамбургера рукой.
