– Гражданин начальник, – Иванов приучил своих подопечных обращаться к нему на принятый лагерный манер, – говорят, у вас здесь Старостин?
Я рядом. Но Анатолий, мастер розыгрышей, удивленно спрашивает:
– А ты его знаешь?
– Кольку-то? Да мы с ним столько водки выпили, столько с бабами крутили… Вы ему скажите про меня.
– Зачем же я, ты сам ему скажи. Вот он сидит.
– О! Вы Старостин?
– Вроде да.
– Ну, тогда извините, этот проходимец, который назвался Старостиным, значит, выдавал себя за вас, – выкрутился он.
Вранье в лагерях достигало немыслимых размеров. Иногда это был единственный шанс оказаться в человеческих условиях.
Однажды из соседнего лагеря сообщили, что там сидит знаменитый футболист Василий Карцев. Я всполошился, поднял на ноги все начальство, уговорил их доставить его в Комсомольск…
Через два дня Иванов привел на стадион неказистого белобрысого человека.
– Вот, Николай Петрович, говорит, что он Карцев.
Я с жалостью посмотрел на лже-Василия:
– Ты хоть в футбол-то играешь?
– Конечно. Возьмите меня в дрессировку – увидите.
– Милый, оставайся уж, раз пришел. Будешь мячи подавать. И запомни, дрессировка – в цирке, а у нас тренировка.
…Жизнь моя в Амурлаге началась на редкость благополучно. Генерал Петренко был мужик умный, считался другом генерала Гоглидзе и, похоже, ко мне благоволил. Вместе с ним в Комсомольске жили жена и два сына. Мне везло на высших начальников, сверходаренных физически. Я уже рассказывал о Чудове и Бурдакове. Под стать им был и Петренко – атлет двухметрового роста, весом под 140 килограммов, без каких-либо признаков жира. Нещадно парился в бане и говорил таким густым басом, что мог бы легко заменить в чтении Евангелия знаменитых дьяконов храма Христа Спасителя в Москве Розова и Здиховского. Когда у генерала в Комсомольске неожиданно умерла жена, очень добрая и милая женщина, он крайне тяжело переживал утрату. Окружающие боялись, как бы он не покончил с собой, больше месяца не оставляли его наедине… Если не ошибаюсь, то хозяйство затем повела приехавшая к нему сестра, генерал так больше и не женился.
А где-то в 1950 году, когда железнодорожная магистраль была сдана, ему поручили какую-то новую громадную стройку. Там он проработал недолго. Вскоре Иванов сообщил мне, что он умер.
Сыновья его тоже были богатырского склада ребята, в отца. Старший сын Александр встречался со мной в Москве уже после смерти отца, он до сих пор живет в квартире генерала в доме, что рядом с рестораном «Пекин».
Петренко был заражен футболом, но до разумной степени, головы не терял. Он посещал все игры и во всем опекал команду, хотя формально над ней стоял городской совет «Динамо». Эта организация по своим материальным возможностям не могла идти ни в какое сравнение с Амурлагом, с его миллионным штатом вольнонаемных и заключенных, с учетом японских военнопленных. Конечно, Комсомольск-на-Амуре – не Ухта. Здесь заводы всесоюзного значения: судостроительный, авиационный, чугунолитейный… Но все-таки город больше, как мне казалось, зависел от Амурлага, чем тот от города. Не думаю, чтобы интересы обеих сторон где-то сталкивались, но знаю, что в футболе они тесно совпадали. Когда команда комсомольского «Динамо» выиграла впоследствии Кубок Дальнего Востока и вышла в финал Кубка РСФСР, это был праздник и для Комсомольска, и для Амурлага.
Были среди начальства Амурлага и болельщики-фанаты, наподобие генерала Бурдакова в Ухте. Особенно выделялись двое: полковник Марин, начальник оперчекотдела Амурлага, и начальник вновь строящейся железной дороги Прядко.
Разные внешне и внутренне люди, почти во всем антиподы, но в футбол одинаково безоглядно влюбленные…
Прядко – общительный и артистичный. Когда мы шли на тренировку мимо его дома, он выходил на балкон и кричал с балкона:
– Заслуженный мастер спорта Николай Старостин и мастер спорта Василий Куров, зайдите!
Мы заходили к нему.
– Ну, как вы, сыты?
– Василий Иванович, спасибо. Пока все в порядке.
– Ну, тогда рассказывайте, как дела. – И не отпускал нас, пока не выпытывал все последние новости о каждом игроке.
Марин – решительный и властный, имел возможность досрочно освободить любого уголовника, если считал, что таковой может усилить нашу команду. От него зависела и судьба тех военнопленных, которые, вернувшись из Германии на родину, попали в Амурлаг на «реабилитацию».
В «Динамо» Комсомольска до 1950 года с большим успехом играли бывшие военнопленные: защитник Владимир Месхи и нападающий Илья Хачидзе. Быстро стал вольнонаемным осужденный неизвестно за что Василий Куров, избавился от титула «ссыльный поселенец» не повинный ни в чем Константин Ширинян. Во всем этом чувствовалась покровительская рука Марина…
Ширинян был лучшим нападающим дальневосточного футбола, игроком редких способностей. До сих пор в Комсомольске-на-Амуре стоит его непобитый рекорд в беге на 100 метров – 11,0 секунды. Интересно, как установил он его: отыграл первый тайм в футбол, скинул бутсы и в тапочках без шипов по гаревой дорожке «отсчитал» свои 11 секунд.
Отца Шириняна, рабочего ереванского завода, в конце тридцатых репрессировали, а двух юных сыновей, как членов семьи изменника Родины, выслали на поселение в разные места. Константин попал на Дальний Восток.
Когда в Комсомольск ко мне приезжала жена с младшей дочерью Лялей, Ширинян там с ней познакомился. Позже он несколько лет играл в Москве за команду мастеров ВВС, горячо опекаемую Василием Сталиным. Так вскоре в столице обосновалось семейство Ширинян. Закончив футбольную карьеру, Константин, как и его брат-борец, стал скульптором. Они дружно живут с Лялей, вырастив детей, а теперь и воспитывая внуков.
Из всех известных мне футболистов быстрее его был только Валентин Прокофьев.
Валентин появился в команде «Красная Пресня» в 1925 году, прибыв в Москву из Николаева. Отлично сложенный, высокого (177 см) роста, Прокофьев был рожден для футбола. Природный левша, он этой своей «главной» ногой управлял мячом, как рукой. Сокрушающе бил, но главное… стремительно бегал. Не только сверхрезко, но и на редкость красиво. Я два-три года играл с ним в одной команде, вся линия нападения (Н. Старостин, П. Артемьев, П. Исаков, П. Канунников и В. Прокофьев) которой в это время входила в состав сборной Москвы и котировалась в сборную СССР. Сознаюсь, что во многих играх, стараясь на правом фланге всеми силами не отстать от его рывков с мячом в ногах по левому краю к воротам противника, я восторгался бегом Валентина и кричал во все горло ему то «браво», то «молодец»… А ведь тогда и пресса, и знатоки футбола призывали всех форвардов учиться бегать у… Николая Старостина. Да и тренировался я в спринте ежедневно, не жалея времени и сил, а пресловутый Валентин Феофанович Прокофьев без всякой работы и «заботы» взял и пробежал в Киеве стометровку на каком-то легкоатлетическом соревновании за 10,6 секунды!
