– Николай Петрович, ребята из команды упросили начальника оставить вас здесь. Проходите, полковник ждет.
Михайлов оказался сравнительно нестарым большеглазым брюнетом. Был строг и официален.
– Мне о вас много говорили. Будете тренировать наших футболистов, а числиться в Городском комитете физкультуры заведующим спортотделом. Зарплату будете получать там. В «Динамо» ссыльных зачислять запрещено.
– Хорошо.
– Идите. Капитан вас проводит к председателю горкомспорта Надишеву. Тот предупрежден.
Всем своим видом Надишев выказывал доброжелательность. Абсолютно непохожий внешне на начальника, маленький, лысый, с постоянной улыбкой на лице.
– Сработаемся?
– Попробуем.
Он появлялся на службе в лучшем случае минут на пятнадцать в день, для того чтобы посмотреться в зеркало, поправить воротничок или галстук. И отправлялся по знакомым. Спорт знал весьма относительно и потому предоставил мне неограниченную инициативу. Городок был, надо сказать, не маленький, с населением тысяч двести. В нем имелось два стадиона, прекрасный пивной завод, неплохой кинотеатр.
И вот однажды в этом самом кинотеатре, когда я смотрел фильм «Судьба солдата в Америке», вдруг прямо во время сеанса через радиорубку объявляют: «Старостин, на выход!»
У дверей ко мне подходит мужчина, представляется:
– Владимир Толчинский, заведующий спортотделом Казахстанского совета «Динамо». Николай Петрович, я за вами. Генерал-лейтенант Фитин, начальник МГБ Казахстана, приказал перевести вас в Алма-Ату. Будем поднимать там футбол и хоккей.
Генерал-лейтенант Фитин, может быть, и был поклонником и ценителем спорта, но думаю, своим приглашением я обязан прежде всего прославленной конькобежке Римме Жуковой, которая имела на Фитина определенное влияние и настояла на моем переводе в Алма-Ату.
В предместье города, в доме с чудесным яблоневым садом снимаю комнату и начинаю работать.
Прихожу на первую тренировку футболистов. Дождь. И вижу прелюбопытную картину: команда месит грязь, а в середине поля под зонтиком, в плаще и шляпе, в ботинках с галошами расхаживает тренер и дает указания. Я спрашиваю у Толчинского:
– Володя, кто это?
– Это Хофман. Бывший центрфорвард сборной Румынии.
Так я познакомился с Аркадием Вольфовичем Хофманом, гражданином Румынии, который после окончания войны добровольно изъявил желание остаться в СССР, был «душевно» встречен и быстро отправлен на Дальний Восток. Это было одно из самых приятных знакомств в моей жизни. По кругозору и уровню интеллигентности Хофман выделялся среди наших тренеров, второго такого вряд ли отыщешь. Игроков он называл исключительно на «вы».
– Игорь, вот вы здесь сделали ошибку… Сергей, зачем вы туда побежали…
Слушать это было забавно, а эффект имело поразительный. Его авторитет был непререкаем.
Высокого роста, весь в веснушках, довольно грузный, но технарь из технарей. При игровом весе в 85 килограммов мог на пятачке обыграть двух-трех молодых игроков.
Работали мы с ним, конечно, по-разному, но взгляды на футбол у нас практически совпадали.
По документам старшим тренером числился он, однако ни разу за все время совместной работы не подчеркнул свое официальное превосходство. Аркадий Вольфович считал, что умный человек должен уметь идти на компромисс, поэтому конфликтов у нас с ним не возникало. И не потому, что мы оба были умными, а потому, что мудрее, бесспорно, был он.
Во многом благодаря ему у меня появилось в Казахстане много друзей. Да и алма-атинский «Кайрат» с тех пор стал для меня командой почти родной…
Что говорить, в моих воспоминаниях Алма-Ата занимает особое место. Иногда закрываю глаза и вижу: лежу в яблоневом саду, рядом ручеек, арык. Можно спокойно спать под яблоней, и ни одного комара. Проснуться, поднять руку и сорвать самое вкусное в мире яблоко – алма-атинский апорт.
Согласитесь, после стольких лет скитаний – это ли не подарок судьбы!
Но главные события были впереди.
Впоследствии мне часто приходилось читать и слышать воспоминания людей о том, какое впечатление произвела на них весть о смерти Сталина. Я отношу себя к тем из них, кто не ассоциировал это событие с концом света. Одиннадцать лет, проведенные к тому времени на этапах, окончательно развеяли в моем представлении миф о справедливости и гениальности «вождя народов». Я чувствовал: в судьбе должны произойти перемены. Но окончательно поверил в их реальность только после ареста Берии.
На одном из собраний команды разбирали с футболистами предыдущую игру. Вдруг входит опоздавший Ермек Утибаев, наш нападающий. Он в то время работал в Совете министров Казахской ССР. Я никогда не забывал, что остаюсь политическим ссыльным, но считал необходимым поддерживать дисциплину в команде. Пришлось сделать замечание:
– Ермек, почему опаздываешь?
На поле он был скорым на удар, в жизни – скорым на слово.
– Я опоздал из-за этого предателя, врага народа – Берии.
– Ты что мелешь?! Выпил, что ли…
– Как что? Вы не знаете? Берию сегодня арестовали. Он оказался врагом народа и шпионом.
Я был настолько ошарашен, что не знал, что сказать. На всякий случай повторил:
– Ермек, ты трезвый? Тебе это все не приснилось?
– Да уже весь Совет министров знает, скоро будет сообщение.
Это известие перевернуло мою жизнь. Я воспринял его, как воспринимается восход солнца на Севере после долгой полярной ночи. Смешались и удивление, и радость, и надежда…
А еще через месяц я услышал далекий взволнованный голос жены:
– Николай, мне звонил товарищ, как я поняла, близкий к руководству ЦК. Передал, чтобы ты немедленно написал на имя Хрущева заявление с просьбой о пересмотре вашего дела.
Стоит ли говорить, что я в тот же день отправил его в Москву.
Далее события развивались стремительно. Приходит вызов. Я тут же вылетаю в Москву.
Не успел переступить порог дома, как жена протягивает листок из школьной тетради с номером телефона:
– Тебя срочно просили позвонить.
Как медленно крутится телефонный диск… Как бесконечно тянутся гудки… Наконец-то:
– Лебедев слушает…
– Здравствуйте. Это Николай Старостин говорит…
– Срочно приезжайте. Пропуск заказан.
– У меня нет паспорта, только одна командировка.
– Не волнуйтесь, вас встретят.
Старший помощник Никиты Сергеевича Хрущева, Владимир Семенович Лебедев, родился и вырос в подмосковной деревне Черкизово, что рядом с Тарасовкой. Пацаном бегал смотреть тренировки спартаковцев, знал всех футболистов в лицо и даже гонял мяч в команде мальчиков за наш клуб. Как только появилась возможность, он лично принял участие в моей судьбе.
