– Мне поручили присматривать за преступником, который решился предать своих сообщников. Мы обеспечили ему защиту, снабдили вымышленным именем, но не должны были спускать с него глаз. Этим занимались я и Гуревич.
– Тогда почему, когда он сбежал, только тебя заподозрили?
– Потому что я был с подопечным в ту ночь, когда у его сына случился приступ аппендицита. Он хотел навестить сына в больнице и умолял проводить его туда. Не могу сказать, чтобы за дни, когда мы вынуждены были жить под одной крышей, мы особенно подружились, мы даже не очень-то сблизились, хотя я ценил его готовность сотрудничать. Уж если человек избрал какой-то путь – добрый или дурной, – ему нелегко свернуть с него, рискуя жизнью.
– И как ты поступил?
– Нарушил регламент и отвез его в больницу. И когда он потом сбежал, мне припомнили тот эпизод как доказательство, что мы были в сговоре. Обвинение сняли, потому что денег так и не нашли, но слава осталась… ее не изживешь так просто.
– Не понимаю, – продолжала Мила. – Не имея доказательств, коллеги были не вправе тебя осудить.
– Зачем полицейским докапываться до правды, когда коллегу можно приговорить и без суда.
Миле был уже нестерпим этот его сарказм.
– Не могу понять, как ты можешь защищать память Гуревича. Ты ни в чем не виноват, но не хочешь, чтобы люди узнали, как на самом деле обстояли дела.
– Мертвые не могут ответить на обвинения.
– Ты не потому молчишь. Просто ты – как сам говоришь – «привык» так жить. Тебе даже нравится. У тебя совсем нет самолюбия? Унижения, которые ты терпишь, ты сам и используешь, чтобы изводить себя. Так ты сам себя обманываешь и считаешь себя лучше других только потому, что безропотно принимаешь насмешки и тычки.
Спецагент молчал.
– Все мы творим безобразия, Бериш. Но из-за этого не позволяем людям издеваться над собой по твоему примеру.
– Верно. Вот почему все стараются показать себя с лучшей стороны, выстроить положительный образ, даже в ущерб истине. И признают свою вину только перед таким, как я. – Он подошел ближе. – Знаешь, почему я стал лучшим в Управлении специалистом по допросам? Преступники незнакомы со мной, не знают, кто я такой, но, едва взглянув на меня, понимают, что я ничем от них не отличаюсь и мне тоже есть что скрывать. – Бериш наставил на нее указательный палец. – Виноват я или нет, но в этом моя сила.
– И ты гордишься ею? – Мила переняла у Бериша его насмешливый тон.
– Никто не расположен признаваться в грехах, не получая ничего взамен, Мила. Даже ты.
Она на минуту задумалась.
– Помнишь бродягу, который живет рядом с моим домом?
– Тот, которому ты носишь еду?
– В моих действиях нет ничего от альтруизма, от человеколюбия. Он отирается там уже около года, и я просто пытаюсь завоевать его доверие, выкурить из норы, чтобы посмотреть ему в лицо, даже, может быть, с ним поговорить. Не то чтобы я принимала его судьбу близко к сердцу, дело в том, что я должна уточнить: а вдруг это кто-то из обитателей Лимба. Я знать не хочу, счастлив он или нет. Несчастья людей интересуют нас только тогда, когда отражают наши.
– И какой из этого вывод?
– Вывод такой, что и я, когда нужно, играю роль, но не расположена из-за этого давать слабину.
– И в этом твоя вина? – возмутился Бериш. – Почему ты не расскажешь мне о дочери?
Когда Бериш упомянул Алису, Мила едва сдержалась, чтобы не наброситься на него с кулаками.
Но тот не дал ей ответить.
– Я, по крайней мере, не убегаю. Сам расплачиваюсь за свои ошибки. А что делаешь ты? Кому сбагрила свою дочь, чтобы не принимать на себя ответственность? Ведь ясно, что она не существует для тебя, разве только ты сама распорядишься по-другому.
– Что ты об этом знаешь?
Их голоса уже почти перекрывали бурную дискуссию за стеной.
– Тогда скажи: какой ее любимый цвет? Что ей нравится делать? Есть у нее игрушка, которую она укладывает с собой в постель, когда тебя рядом нет?
Последний вопрос задел Милу неожиданно сильно.
Какая я была бы мать, если бы не знала, как зовут любимую куклу моей дочери?
– Это – кукла с рыжими волосами, ее зовут Мисс! – проорала она прямо в лицо Беришу.
– Ах так? И как ты это выяснила? Она сама тебе сказала или ты исподтишка следишь за ней?
Мила оцепенела. Бериш догадался, что фраза, брошенная в сердцах, попала в самую точку.
– Я должна ее защитить, – оправдывалась Мила.
– Защитить от кого?
– От меня.
Бериш почувствовал себя дураком. Он осознал, что набросился на Милу, чувствуя свою неправоту, а может быть, отягощенный бременем долгих лет, исполненных бесконечных обид. Ведь и он не был с ней до конца откровенным. Так до сих пор и не рассказал о Сильвии. Но сейчас ему хотелось просто попросить прощения.
В этот момент и за стеной установилась тишина, и тут же открылась дверь. Первым вышел Борис, не раскрывая рта. Сразу за ним – Судья.
Джоанна Шаттон скользнула взглядом по Беришу, будто не узнавая его, и обратилась к Миле:
– Ладно, агент Васкес, ваш человек получает разрешение.
Новость взволновала обоих, поставив точку в недавнем споре.
Шпильки зацокали по коридору: Судья удалялась, оставляя за собой обычный шлейф слишком сладких духов.
Мила и Бериш снова были командой.
– Ты слышала, а? – Клаус Борис не на шутку на нее взъелся. – Она сказала «ваш человек», чтобы дать тебе ясно понять: ты отвечаешь за все. Если дело не пойдет на лад, вы потонете вместе, и я тут ничем не смогу помочь.
Саймон Бериш хотел, чтобы Мила обернулась, а он успокоил бы ее взглядом. Но она не глядела в его сторону.
– Знаю, – только и сказала она.
Борис встал перед Беришем:
– Нам остается около часа. Что нужно тебе для допроса Майкла Ивановича?
Спецагент ни секунды не колебался:
– Возьмите его из комнаты для допросов и отведите в кабинет.
54
Видеокамера стояла между папок, грудами наваленных в шкафу.
Бериш считал, что ее не стоит прятать. Лучше выставить на виду, на штативе. Но Судья не слушала никаких доводов, просто чтобы показать, кто здесь возглавляет расследование.
В соседней комнате Джоанна Шаттон встала впереди всех, чтобы насладиться спектаклем, передаваемым на монитор в режиме реального времени. Борис и Мила – на шаг позади. Агент Васкес все еще не могла отойти от ссоры, приключившейся у нее с Беришем в коридоре, но все-таки желала ему успеха и надеялась, что все у него получится.
Положи конец этому кошмару, мысленно вдохновляла она коллегу.