ТиДжей схватил меня и оттащил от нее.
– Я в порядке, – сказал я. – Но ты, э, сказал, что вы как-то лечите это, верно? У нас есть какое-то средство?
– Закрой уши, парень, – посоветовал ТиДжей. Он запихнул себе в уши какие-то штуки, похожие на ватные шарики. Народ вокруг закрыл уши руками.
– Но почему мы…
Оуэн встал вплотную сзади девушки, выхватил из-за пояса автоматический пистолет… и ее мозги забрызгали траву перед ней.
Тело шлепнулось на землю. Остальные три новичка запаниковали.
Я думал, что перед выстрелом все закрыли уши, но потом раздался пронзительный визг, визг паукообразной твари. Я изо всех сил зажал пальцами барабанные перепонки. И все еще чувствовал, как трясутся кости.
Они работали быстро. Оуэн – как я заметил, он заткнул себе уши окурками – перевернул девушку лицом вверх. Паук пытался отцепиться и выползти из черепа, вырастая из ее рта как огромный гротескный язык, совершенно черный. ТиДжей отвинтил крышки на обеих бутылках и аккуратно перелил содержимое одной в другую. Смешал какой-то коктейль. Через мгновение из отверстия канистры вырвался пар или дым. Оуэн отступил назад, и ТиДжей вылил весь коктейль в рот девушки.
Визг поднялся до такого уровня, что все мои внутренности затряслись. Паук бился в судорогах. Щеки и губы девушки уже растворились в кислоте, жидкость полилась из неровных дыр на ее кожу. Паук тоже плавился, растворяющиеся ноги дрыгались в воздухе.
Наконец ужасные крики прекратились, и все стало тихо.
Оуэн сунул пистолет за пояс и схватил девушку за ноги.
– Давай, – сказал он, – пока за ней не пришел Карлос.
Парень, которого я окрестил Каталкой, отодвинул меня плечом, подошел и схватил девушку за запястья. Они подтащили ее к ревущему костру и на счет три закинули труп прямо в пламя; в небо взлетел фонтан искр. Пламя ворвалась в ее тело, и я почувствовал запах, который несколько минут назад ошибочно посчитал запахом жареных ребрышек.
И вот тут в конце концов я увидел.
Кости.
В костре. Кости, кости и кости. Там было полно костей. Закопченные черепа, ребра и кости таза, кости рук и ног – все они торчали, как палки. Сотни и сотни костей.
Вспыхнули волосы девушки. Комбинезон слез с нее черными полосами, как шкурка хот-дога, зажаренного на лагерном костре. Я только что говорил с ней.
Этот запах я буду помнить всю жизнь. Я больше никогда не буду есть мясо.
– Братан, приди в себя, – сказал мне Оуэн. – Остался еще один.
– Нет. Нет. Должен быть… другой способ.
– Гребаная чушь, – проворчал Оуэн. – Раньше ты посылал к Сэлу без всяких проблем. А сейчас… у тебя, что, сука, нервы сдали?
– Чувак, я ничего не помню… хорошо, это было раньше. Ну… осталось в прошлом, и сейчас не имеет значения. Я больше так не могу. Извини.
За моей спиной послышалась какая-то суматоха, и ТиДжей крикнул:
– Эй! Стой! Не надо!
Он орал Кевину, парню-баскетболисту. Но тот уже рванул к ограждению. Кевин прыгнул, приземлился на середине изгороди и уцепился пальцами за крюки в звеньях. Он быстро взобрался к колючей проволоке и…
И упал. Ударился о землю, как манекен для краш-тестов. Безвольный мертвый груз. Под лицом – лужа крови. Части черепа как не бывало.
Я не слышал никакого выстрела. Покрутил головой в поисках стрелка. И не увидел ни одного. Какие-то птицы, оседлав теплые восходящие потоки воздуха, скользили на распростертых крыльях, лениво кружась над нашими головами. Может быть, грифы, для которых звуки смерти как обеденный колокольчик.
– Придурочный долбоеб, – сказал ТиДжей. – Он, чо, думал, мы все здесь только потому, что не умеем лазать по заборам? Черт побери, знал бы я, что он такой умный, взял бы в подсобке стремянку и дал ему.
Подростка, выглядевшего как Джона Хилл, просто парализовало от страха. Руки все еще связаны за спиной, глаза широко открыты, губы побелели, а рот так крепко сжат, словно он пытается остановить идущую из него кровь. Оуэн подошел к нему и приставил к затылку пистолет.
– Проверь его, иначе мы сами займемся им. Им и всеми остальными, кто пройдет через ворота. Уже достаточно плохо, что здесь рыщет гребаный Карлос. А теперь умножим его на три, на шесть или на двенадцать. Федералы придут сюда через месяц и не найдут ничего, кроме огрызков мяса, костей и ползающих ночных кошмаров. Ну, жена ждет меня дома, и я собираюсь к ней вернуться. И к нашему пацану. Федералы оставили нас здесь. Чтобы нас разорвали на куски. Чтобы мы все получили по полной. Но когда в конце концов ворота откроются и они признают всех чистыми, я отсюда выйду на своих ногах. Как человек. Помогай мне или нет. Решать тебе.
– Открой рот, дебил, – сказал я парнишке, – иначе он прострелит тебе голову.
Парень подчинился. Я оттянул его нижнюю губу, потом верхнюю. У него были брекеты. И больше я ничего не увидел.
– Он в порядке.
– Ты уверен? – с сомнением спросил Оуэн.
– Ага.
Оуэн спрятал пистолет и обычным перочинным ножом освободил подростку руки.
– Как тебя зовут, пацан?
– Кори. Мне кажется, я сейчас отключусь.
Оуэн взял перевернутое кресло-каталку, поставил его прямо и сказал:
– Лучше посиди, иначе упадешь.
Кори сел и обхватил голову руками, пытаясь проснуться от того, что он, безусловно, посчитал кошмарным сном. Оуэн, ТиДжей и Брюс Каталка уволокли тело баскетболиста от забора, вероятно собираясь бросить его в огонь. Еще кости для кучи.
– Это неправильно, – горячо сказал кто-то за моей спиной. – Почему они разрешают это? Где правительство? Где армия? Где полиция?
Это был тот самый парень, которого я проверил первым, Тим, ботаник.
– Мне кажется, что мы сами по себе, чувак, – ответил я ему, не поворачивая головы.
Мужики точно волокли тело баскетболиста к огню. Я не мог на это смотреть и повернулся к Тиму, сидевшему на траве, скрестив ноги.
– Эй, я не думаю, что можно сидеть на траве. Они взбесятся.
– Почему?
– Вероятно… это огорчает Карлоса.
– Кто такой Карлос?
– Понятия не имею. Садовник? Я сам вроде как только что здесь нарисовался.
И тут я что-то услышал, какой-то гул у моих ног. Слабый, как будто кто-то недалеко пользовался отбойным молотком или врубил по-настоящему басовый музон. Нет, это не звук, просто земля затряслась. И тут все забегали и закричали. ТиДжей бросился к нам, размахивая руками.
– Встань! Встань с земли!
Это наконец-то убедило Тима, который подобрал ноги, чтобы встать…
Внезапно его лицо застыло, на нем появились удивление и потрясение, челюсть отвисла, рот безуспешно пытался произнести какие-то слова. Его глаза встретились с моими, и я подумал, что именно так смотрят люди, когда в них внезапно вонзают нож в темном переулке.
