– ДЭВИД! – закричала Эми.
– ЭТО СХВАТИЛО МЕНЯ. ОНА СХВАТИЛА МЕНЯ!
Я брыкался и катался по клубку гибких щупалец, скользивших по животу. А потом вокруг шеи.
Я вскочил на ноги и попытался найти стену, чтобы удариться об нее и раздавить клубок. И обнаружил, что лечу через воздух, споткнувшись о ящик.
Монстр что-то заверещал мне в ухо. Я схватился за щупальце, обвившееся вокруг шеи, но оно было слишком сильным, пугающе сильным.
Все уже кричали, но я не слышал ничего из-за визга, который врезался в ухо, как ледоруб. Но я все-таки услышал грохот в комнате, рядом с нами, как будто кто-то уронил что-то большое и тяжелое из металла и стекла. Эми кричала. Молли лаяла.
Я опять поднялся на ноги, неся на себе Анну-монстра, как извивающийся рюкзак. Я нашел стену и ударился об нее спиной.
Анна не пошевелилась. Кто-то прокричал мое имя.
Я услышал, как дверь распахнулась.
– АННА!
Новый голос, мужской, с акцентом.
Комнату затопила вспышка света. Все застыли.
В дверном проеме стоял латинос, выглядевший как Марк Энтони. Я знал, что видел его раньше, но, охваченный паникой, не мог вспомнить где. Он держал огромный фонарь и хлестнул им по комнате, первым делом найдя Эми, которая все еще сидела у мертвого компьютера и прищурилась от внезапного света. Потом осветил Джона, чей дробовик глядел мне прямо в лицо.
Потом свет нашел меня, и я почувствовал, как щупальца освободили мою шею. Анна-монстр соскользнула на пол, и в неровных тенях от фонаря я увидел грязную ночную рубашку, запутавшуюся среди массы щупалец, настоящего ночного кошмара, которые выглядели так, словно были сделаны из узловатых прядей черных волос. Где-то посреди них находилась пара глаз, по обе стороны от скошенного набок рта и щелкающей нижней челюсти.
– Анна, – сказал мужчина с фонарем. – С тобой все хорошо?
Щупальца начали извиваться и соединяться вместе, плавиться и преобразовываться. И через несколько секунд опять стали маленькой девочкой. Она одернула ночную рубашку, засопела и начала плакать.
– С тобой все хорошо? – опять спросил мужчина.
Анна покачала головой.
– Нет, с тобой все хорошо.
В тенях я увидел Джона, который обалдело вертел головой взад и вперед, переводя взгляд то на меня, то на мужика, то на Анну. Наконец он сообразил, что все еще целится в меня из дробовика, и наставил его на пол.
Мужик посмотрел на меня и спросил:
– Ты Дэвид, верно? С тобой все хорошо?
– Она… превратилась в… чудовище…
– Я знаю. Она тебе что-то сделала?
– Свет погас, и она обвилась вокруг моей шеи…
– Она тебе что-то сделала?
– Нет.
Анна всхлипнула и сказала:
– Он ударил меня!
– Ну, Анна, ты испугала его, – сказал мужчина. – Ты превратилась и испугала его.
– Я не хотела! Но свет погас, и я н-ничего не м-могла поделать…
– Анна, скажи Дэвиду, что просишь у него прощения.
Анна не хотела.
– Анна…
– Извини, – вызывающе сказала она.
Повернувшись ко мне, он спросил:
– Ты принимаешь ее извинение от всего сердца, пусть она и говорит неискренне?
У меня не было слов.
– Я… она превратилась в… чудовище…
Анна опять начала плакать, на этот раз серьезнее.
– Эй, Дэвид, – сказала Эми. Я повернулся, и из темноты вылетел предмет и помчался ко мне. Я вздрогнул, раскинул руки и завизжал. Грязный плюшевый медвежонок отлетел от моего живота.
Я нашел его на полу. Чувствуя себя так, словно передаю кусок мяса в тигриную клетку, я встал на колени и протянул медведя Анне.
Она бросилась ко мне со своей сверхъестественной скоростью, скоростью маленькой девочки. У меня не было времени отреагировать. Влетев в меня, обхватила руками мою шею, прижала мокрое лицо к моему, сжала меня и сказала:
– Извини, что испугала тебя, Волт.
– Э, все в порядке. – Я тоже обхватил ее рукой и в десятый раз за неделю почувствовал себя так, словно остолбенел до немоты.
Анна оторвалась от меня, вырвала мистера Медведя из моих рук и через всю разгромленную комнату подошла к мужчине с фонарем. Тот встал на колени, обнял ее и поцеловал в лоб.
– Я… я не понимаю, – сказал я. – Неужели она…
– Это моя дочь, Анна. Ей восемь лет.
– И ты…
– Я – Карлос.
50 минут до бомбардировки Неназываемого
– Вы, двое, знаете друг друга? – спросил Джон, прочитав выражение на моем лице.
– Мы вместе были в карантине, – ответил за меня Карлос.
– И ты… как она? Верно? – спросил я.
– Нет. Не как она. Я имею в виду, что она не как я. Она ничего тебе не сделала. Она не сделала плохого никому. В отличие от меня.
– То есть ты тот самый, который…
– Не перед ней. Но да.
– И ты хочешь, чтобы мы поверили, будто находимся в безопасности. От тебя, я имею в виду.
– В этой ситуации есть много такого, чего ты не понимаешь. В карантине тебя использовали, чтобы вроде как отделить инфицированных от здоровых, верно? Но на самом деле ты этого не умеешь. В отличие от меня. Лично я могу отличать их так же легко, как ты отличаешь мужчину от женщины. Я отличаю их с первого взгляда.
– Допустим. Но я не пони…
– У нас нет времени. Скажем так… я могу рассказать тебе все, что знаю, но тебе не захочется этого знать. Я имею в виду, кто инфицирован, а кто нет. И когда я говорю, что тебе не захочется, я не нагнетаю напряжение. Я говорю только то, что ты не захочешь об этом знать. От моих слов тебе не будет проще сделать то, что нужно. И жить тебе легче не станет.
Я уже хотел задать вопрос, но осекся, постарался осознать его слова.
– Доктор Маркони, – в конце концов сказал я, – он, хм, намекнул, что есть намного больше инфицированных, чем все думают.
– Давай скажем, что он прав. Давай скажем, что он на самом деле прав. А теперь нам надо спросить себя, что означает слово «инфицированный». Инфицированный, как я? Или как Анна?
У меня не было ответа. Я попытался взвесить последствия всего этого и не знал даже, с чего начать. Молли подошла к Анне, и малышка принялась чесать ей за ушами.
– Или инфицированный, как доктор Боб Теннет?
– Ты хочешь сказать, что он…
– Он – что-то совсем другое. Знаешь, что я вижу, когда гляжу на него? Черное облако. Я вообще не вижу человека. Ты понимаешь, что я говорю? Он не человек. Ну, может быть, я тоже не человек, и мое мнение больше ничего не значит. Но я хочу сказать тебе, Дэвид, и твоим друзьям: Теннет более опасен, чем миллион нас. Он и те люди, на которых он работает, придумали, как использовать сигнал – неслышные звуковые волны, – чтобы воздействовать на таких, как я. Из-за него мы превращаемся, из-за него теряем над собой контроль. В обычных условиях я держу себя в руках. Паразит, он шепчет мне в ухо, но я могу победить его. Надо просто проявить волю и поставить этого таракана на место.
