– Превосходно. Крону-другую на удачу?
Преподобный Эзра проштамповал на наших предплечьях дату истечения лицензии – через три месяца, – используя водостойкую тушь, видимую только в ультрафиолетовых лучах. Затем он показал с помощью контрольной лампы, что мы помечены и три месяца можем законно дышать внутри городской гермозоны Луна-Сити, а также пользоваться сопутствующими привилегиями – например, правом прохода через общественные помещения. Я предложил ему три кроны сверх официальной платы; он взял две.
Я поблагодарил его, пожелав хорошего дня, и мы двинулись дальше по туннелю, кое-как таща свой багаж. Через пятьдесят метров туннель упирался в главный коридор. Я попытался решить, куда идти, налево или направо, когда послышались свист и мелодичное сопрано:
– Погодите! Не так быстро. Сперва досмотр.
Я остановился и повернулся. Весь вид женщины говорил о том, что она государственный служащий – и не спрашивайте меня, как я это понял. Побывав на трех планетах, нескольких планетоидах и множестве орбитальных станций, я знал, что после нескольких лет ожидания пенсии все государственные служащие выглядят именно так. Форма не была ни полицейской, ни военной.
– Только что из Конга?
Я кивнул.
– Вы путешествуете вместе? Выложите все на стол. Откройте все. Есть фрукты, овощи, еда?
– Что это все значит? – спросил я.
– У меня есть батончик «Херши», – сказала Гвен. – Хотите кусочек?
– Думаю, можно квалифицировать это как подкуп. Конечно, почему бы и нет?
– Разумеется, я пытаюсь вас подкупить. У меня в сумочке сидит маленький аллигатор. Это не фрукт и не овощ, хотя, думаю, есть его можно. Так или иначе, его провоз явно нарушает ваши занудные правила.
– Погодите, мне нужно свериться со списками. – Инспекторша полистала огромный том распечаток с терминала. – «Аллигатор», сорт груш… аллигаторы, выделанные и необработанные шкуры… аллигаторы, чучела… у вас там чучело?
– Он чувствует себя набитым чучелом, только когда обожрется. Слишком уж жадный.
– Дорогая, вы хотите сказать, что у вас в сумочке живой аллигатор?
– Можете сунуть туда руку, на свой страх и риск. Это специально обученный сторожевой аллигатор. Пересчитайте пальцы, а когда вынете руку, пересчитайте еще раз.
– Да вы шутите.
– Что будете ставить? И сколько? Но помните, я вас предупредила.
– Какой вздор! – Инспекторша полезла в сумочку, но тотчас же взвизгнула и выдернула руку. – Он меня укусил!
Вслед за этим она сунула пальцы в рот.
– Для этого он там и сидит, – сказала Гвен. – Я предупреждала. Вы ранены? Дайте взглянуть.
Женщины осмотрели руку и пришли к выводу, что весь понесенный ущерб ограничивается красными отметинами.
– Неплохо, – кивнула Гвен. – Я учу его вцепляться крепко, не повреждая при этом кожу. И никогда, никогда не откусывать пальцы. Он пока учится, он еще маленький. Но странно, что вы так легко выдернули руку. Альфред должен вцепиться в злоумышленника бульдожьей хваткой, пока не прибегу я, получив по радио сигнал тревоги.
– Ничего не знаю о бульдогах, но он пытался оттяпать мне палец.
– Наверняка нет! Вы когда-нибудь видели собаку?
– Только разделанные тушки на мясном рынке. Нет, неправда – видела одну в зоопарке Тихо, еще в детстве. Большая, жуткая уродина. Я тогда испугалась.
– Не все собаки – большие и уродливые. Бульдоги уродливы, но не слишком велики по размерам. Что они умеют, так это кусать и вцепляться в тело. Именно этому я учу Короля Альфреда.
– Достаньте его и покажите мне.
– Ни за что! Это сторожевой зверь. Не хочу, чтобы другие гладили его и сюсюкали с ним. Мне нужно, чтобы он кусался. Если хотите его увидеть, суньте руку и достаньте сами. Может, на этот раз он вцепится по-настоящему. По крайней мере, я надеюсь.
На этом попытки устроить нам досмотр закончились. Адель Зюссбаум, ненужная государственная служащая первого класса, согласилась, что Древо-сан не verboten
[52], полюбовалась им и поинтересовалась насчет его цветов. Когда они с Гвен начали обмениваться рецептами, я сказал, что досмотр со стороны городской санитарной инспекции завершен и нам нужно идти дальше.
Мы пересекли наискосок Внешнее кольцо. Почувствовав запах Бульвара, я сориентировался, и мы спустились на один уровень. Пройдя через Старый Купол, мы направились по туннелю, где, как я помнил, находился отель «Раффлз».
По пути Билл поведал кое-что о своих политических взглядах.
– Сенатор…
– Не сенатор, Билл. Доктор.
– Доктор. Да, сэр. Доктор, мне кажется, с нами поступили несправедливо.
– Конечно. Так называемый досмотр лишен всякого смысла. Дорогой и бесполезный нарост, который с годами образуется на всех правительствах вроде ракушек на океанском корабле.
– Нет, я не о том. С этим все в порядке: для города – защита, для той женщины – честный заработок.
– Вычеркни слово «честный».
– Гм? Я о плате за воздух. Это несправедливо. Воздух должен быть бесплатным.
– С чего ты взял, Билл? Здесь не Новый Орлеан, а Луна. Тут нет атмосферы. Если не покупать воздух, как дышать?
– Но я как раз об этом! Каждый имеет право на воздух для дыхания. Власти должны снабжать им людей.
– Власти города действительно снабжают им каждого внутри гермозоны. Именно за это мы только что заплатили. – Я помахал у него перед носом. – За воздух.
– Так я об этом и говорю! Никто не должен платить за то, чтобы дышать. Это естественное право каждого, и власти должны снабжать всех воздухом бесплатно.
– Подожди, дорогая, – обратился я к Гвен. – Нужно кое-что уладить. Возможно, нам придется ликвидировать Билла ради его же счастья. Давай остановимся и разберемся. Билл, я заплатил за твой воздух, потому что у тебя нет денег. Так?
Билл медлил с ответом.
– Я дала ему на карманные расходы, – тихо сказала Гвен. – Ты против?
Я задумчиво посмотрел на нее.
– Пожалуй, стоило мне об этом сказать. Любовь моя, если я несу ответственность за наше Семейство, то должен знать обо всем, что в нем происходит. – Я повернулся к Биллу. – Когда я платил за твой воздух, почему ты не предложил оплатить свою долю из своего кармана?
– Но эти деньги мне дала она, а не вы.
– И что? Верни их ей.
Билл удивленно посмотрел на нас.
– Ричард, без этого никак не обойтись? – спросила Гвен.
– Думаю, нет.
– Но я так не думаю.
Билл молча наблюдал за нами. Повернувшись к нему спиной, я прошептал – тихо, чтобы слышала только Гвен:
