ЩИТ, ИСТ-РИВЕР, ТРИСКЕЛИОН,
ВЕЛИКИЙ ГОРОД НЬЮ-ЙОРК
Первым знаком стали срывающиеся с кончиков пальцев голубые искры, они дождем сыпались на ковролин в офисе Марии Хилл.
Ава ждала головомойки века, когда почувствовала взрыв. Он почти сбил ее с ног (взгляд опустел, глаза засветились), и на один момент ей показалось, что она вот-вот упадет в обморок.
Потом пришла жгучая боль.
«Наташа».
– Вы нарушили правила, кадет, – Колсон сидел на краю стола Марии, глядя на Аву. – Как только агент Романофф вернется, она найдет что к этому добавить...
– Я знаю, сэр, – Ава запиналась – слова давались ей с трудом. Голова болела так сильно, что она едва могла стоять на ногах.
«Наташа, ты в порядке?»
Мария покачала головой, ходя по комнате:
– В ЩИТе сейчас не время для игр...
Ава перестала слушать. Вместо этого она очистила свой разум, вышла за его пределы, за пределы базы и Ист-Ривер. Она подбиралась, квартал за кварталом, ближе и ближе к Маленькой Одессе, к квартире Наташи.
«Ближе. Нужно подойти ближе...»
Она не видела, как ее пальцы засветились голубым, но ощутила тепло, разливающееся от рук и охватывающее все тело.
Она сжала кулаки, и электричество стало ярче, а она почувствовала, что ее мозг заработал с удвоенной скоростью и точностью.
«Вот мы и на месте...»
Мария все еще говорила:
– Мы только что потеряли хорошего парня и ценного аналитика из-за какого-то неизвестного химического соединения, прямо на нашей базе...
«Что случилось? Ответь мне...
Что-то не так, сестра».
Ава поджала пальцы ног, когда через них прошла энергия. Теперь она ощущала, как маленькие лучики голубого света вырываются из зрачков.
– Не тогда, когда людей убивают из-за стеклянного пузырька, полного черной...
Ава взглянула на нее:
– Пыли? – спросила она.
Мария странно на нее посмотрела.
Ава вытащила что-то из кармана и протянула ей:
– Такого? – это был еще один маленький пузырек, наполовину наполненный сверкающим черным песком.
– Где ты это взяла? – спросил Колсон, пока Мария рассматривала пузырек.
– У человека, который прыгнул под поезд, – сказала Ава. Боль была такой сильной, что ей пришлось укусить себя за внутреннюю поверхность щеки, чтобы сфокусироваться на разговоре с агентами.
«Сестра...»
– Что? Почему? – спросил Колсон.
– Почему он прыгнул? Ему приказал парень, который толкал эту дрянь, – Ава сунула пузырек в руку Марии. – Это гораздо хуже, чем вы можете себе представить. Речь о том же наркотике, что мы нашли в амазонском лагере.
– Как такое возможно? – Колсон взял у Марии склянку, чтобы рассмотреть внимательнее.
Ава помотала головой. Пятна мелькали перед глазами как солнечные зайчики, хотя окон поблизости не было.
«Дерьмо».
– Я не знаю. Я бы не поверила, если бы не увидела все своими глазами. Спросите остальных. Они ждут в холле.
– Остальные? – спросила Мария. – Другие... дети?
– В этом зале? – спросил Колсон. – То есть здесь?
«В защищенном зале? На секретной военной базе?» – он мог этого не говорить. Аве было все равно, у нее были свои большие проблемы. Комната кружилась перед глазами, и она поспешила выдавить слова:
– Сана и Данте. Я привела их с собой. Нарушила протокол, знаю. Вы взбеситесь, – она покачала головой. – Но у меня нет времени говорить об этом. Мне нужно идти.
Она дошла только до двери.
В тот момент, когда Ава коснулась гладкой стальной ручки, ее глаза невольно закрылись, а голову наполнили огонь и дым, сирены и крики. Ава услышала голос, очень тихий, словно доносящийся издалека.
«Ава... Я тебя чувствую, но не слышу...
Если ты в безопасности, оставайся на месте, они уже здесь».
Глаза Авы распахнулись. Она открыла рот, и из него вырвался поток голубого света. Она раскинула руки, и голубые лучи потекли с кончиков пальцев, касаясь пола под ногами и потолка над ее головой, расходясь в разные стороны, подобно ветвям или дендритам нейрона.
Искры рассеялись, когда она с огромным трудом выговорила два слова:
– Наташа. Сейчас.
Затем глаза Авы закатились, и в комнате стемнело.
Она очнулась, лежа на печально известной каталке для трупов (алюминий и холст – «как будто так удобнее») в лазарете.
Голова болела у основания черепа, словно там сверлили. Ава повернула ее, пытаясь усмирить боль.
Алексей сидел на кресле рядом с ней, опустив голову на руки.
Она попыталась позвать его по имени, но только застонала.
Алексей с почти осязаемым облегчением на лице поднял глаза:
– О, слава богу. Ты заставила меня поволноваться, Мышка. Никогда так больше не делай.
Она улыбнулась, двигаясь на край кровати.
– Ты меня бросил, – прошептала она. – Просто исчез.
– Я знаю. Прости меня, – тень пробежала по его лицу. – Я не вынес этого. Приревновал, глядя, как ты беседуешь с моим лучшим другом. Ужасно глупо, да?
– Ты не можешь оставлять меня, – сказала она тихо, – не обещая вернуться.
– Но я же здесь, не так ли? – Алексей слез с кресла и сел на корточки у ее кровати. Теперь их глаза были на одном уровне. – Я никогда тебя не покину, Ава Анатольевна Орлова. Клянусь своей... смертью.
С другой стороны комнаты раздался еще один голос.
– Я здесь, Ава. Я жива. Я вернулась. Ты еще не пришла в себя. Ты меня слышишь?
Наташа.
Ава услышала гудок и шепот:
– Думаю, у нее галлюцинации. Кто-нибудь, позовите врача.
– Нет. Я в норме, – сказала Ава, поворачиваясь на спину. Было облегчением знать, что Вдова не пострадала и примостилась на краю соседней каталки, держа в руках пластиковый стаканчик с согнутой соломинкой внутри. – Ты, я вижу, тоже в порядке.
– Клюквенный сок, – сказала Наташа, вручая ей стаканчик. – Почему, интересно, медсестры ЩИТа всех поят клюквенным соком?
Ава села, взяла напиток:
– Спасибо.
– Как голова?
– Думаю, я что-то подожгла, – сказала Ава, осторожно двигая головой. – Может, даже поджарила.
– С кем ты там говорила? – Наташа изучала ее лицо.
