— В глазах любовь! — услужливо поддакивает Мышка.
— Ничуть не бывало! — еще больше возбуждается хозяин. — Я тоже думал, что у русских девушек в глазах любовь, а оказалось, в руках — морковь! И эту самую морковь она предлагает по три рубля за пучок! Да таких цен нет ни на одном европейском рынке! Это же практически даром. Удивительная, загадочная страна!
— Так вы у нас впервые были? — слегка удивляюсь я. — Проездом или по делам?
— Исключительно по велению сердца. Насладиться великолепными памятниками истории и культуры, так сказать, в самой колыбели славянского эпоса и революции.
— Откуда же вы так хорошо знаете русский?
— О, я полиглот! — улыбается хозяин. — Я же чичероне, по-вашему гид. Владею несколькими десятками языков. — И он начинает загибать пальцы. — Французский, немецкий, английский, испанский, сербо-хорватский, финский, болгарский, ханты-мансийский, русский, монгольский, древнееврейский, ассирийский, нгамбе-нгамбе…
— Нгамбе-нгамбе? — хором восклицаем мы, сильно недоумевая.
— Именно нгамбе-нгамбе, — подтверждает Чичероне. — Это племя такое, в Южной Африке. Благодаря вождю этого племени достопочтенному Ашанти я стал гидом и разбогател. О, это целая история!
И Чичероне принимается рассказывать.
История Чичероне,
рассказанная им самим под шелест фонтана и под воздействием ликера «Амаретто», когда Мурка давилась пирожными, Мышка сидела, открыв рот от изумления, а Мопси подвергала рассказ критическому анализу
А дело обстояло так. Никаким гидом наш Чичероне поначалу не был. А был он простым мастером по изготовлению венецианских масок и работал в простой мастерской на Большом канале, что недалеко от моста Академии. Ну, вы знаете. В этой мастерской наш Чичероне был на не очень хорошем счету, так как сплошь и рядом нарушал традиционные нормы изготовления масок. Хозяин мастерской, которого рабочие ласково звали папа Карло за то, что ему лучше всех других удавалась маска Пиноккио, так вот, хозяин мастерской денно и нощно ругал Чичероне за вольнодумство. То он Мальвине приделает желтые волосы, то Арлекина нарядит в костюм Пьеро, а то Казанове вместо черной треуголки нахлобучит шутовской колпак с бубенцами. Так и шло. Пала Карло ругается, велит работу переделывать, а Чичероне упрется и — ни в какую. У него ведь тоже принципы. Он ведь тоже считает себя художником. И при этом — новатором и первопроходцем.
А в это время, пока Чичероне мучился с папой Карло и со своей безудержной творческой фантазией, на юге Африке проживало племя нгамбе-нгамбе, которое промышляло тем, что непрерывно выходило на тропу войны и сдирало скальпы со всех встречных и поперечных. Вождем у них работал достопочтенный Ашанти. Редкий забияка. Этого Ашанти с его племенем страшно боялись все, кроме Организации Объединенных Наций. Она, эта организация, наоборот, защищала девственные цивилизации и одобряла все, что там делается, включая сдирание скальпов с населения. Они там, в этой Организации Объединенных Наций, называли это охраной национальных традиций. А чтобы простые европейцы тоже не оставались в стороне и ознакомились с национальными традициями, вывезли нгамбе-нгамбе в Европу. В том числе в Венецию. Вот с этого-то все и началось. Ходили-ходили нгамбе-нгамбе под руководством достопочтенного Ашанти по Венеции, смотрели-смотрели, что-то на своем наречии между собой лопотали и зашли, между прочим, в лавчонку, где работал Чичероне. И очень им его работы понравились. Они по простоте душевной решили, что это скальпы убитых им врагов. И Чичероне африканцы тоже очень понравились, потому что никто их наречия не понимал, а он вдруг понял. Так внезапно открылся его талант к никому не известным и, в сущности, ненужным языкам. Нгамбе-нгамбе посовещались и отдали ему все свои скальпы, которые они на всякий случай привезли с собой в Европу и носили на ремешке у пояса. Чичероне растрогался и сделал им ответный подарок — подарил все свои маски. А представитель Организации Объединенных Наций, увидев этот апофеоз дружеского самосознания, очень обрадовался и быстренько сбагрил всех нгамбе-нгамбе Чичероне, назначив его ответственным экскурсоводом малых народов. Потому что сам он ничего в этих народах не понимал и хотел только одного: банку пива и тарелку макарон подальше от места обмена скальпами.
С этого дня Чичероне стал водить своих подопечных по Венеции. Он заводил их в каждую мастерскую, и везде они меняли свои скальпы на чужие маски, ошибочно принимая их тоже за скальпы. Таким образом они выражали уважение древней европейской цивилизации и надеялись получить силу чужих убиенных врагов. Они и дома так поступали. Наубивают чертову прорву народа и ходят из хижины в хижину: «Дай мне свой скальп!» — «А ты мне свой!» И дальше по кругу, пока не получат свой скальп обратно. Так сказать, путем натурального обмена.
На третий день скальпы кончились, а масок в Венеции еще было хоть отбавляй. Ашанти полопотал что-то по-своему, нгамбе-нгамбе снялись с места и улетели обратно в Африку. Чичероне вздохнул свободно. Однако радовался он недолго. Через несколько недель нгамбе-нгамбе под предводительством Ашанти появились в аэропорту Марко Поло с новой порцией скальпов. Пришлось Чичероне снова таскать их по мастерским. Так и повелось: каждые две-три недели нгамбе-нгамбе уезжали домой и привозили все новые и новые скальпы. Вскоре скальпы вошли в моду среди венецианской аристократии, а там и среди обыкновенных туристов, особенно японских, которые плохо отличали их от обыкновенных масок и считали, что так выглядит средний европеец. Скальпы раскупались, как горячие пирожки. Хорошим тоном считалось прийти в новом скальпе на светский прием или деловые переговоры. Подростки украшали ими свои рюкзачки и покупали в качестве футляра для мобильных телефонов. Цены на скальпы росли, и Чичероне потихоньку стал наваривать на их продаже и даже купил себе красную «Феррари» с инжекторным приводом, о которой мечтал с детства.
Но тут случилась беда. Готовые скальпы кончились, а новых поступлений не намечалось, так как нгамбе-нгамбе совсем забросили свое основное занятие и перестали убивать врагов. Ашанти заволновался. Залопотал, забегал по комнате, быстренько собрался и увез своих подопечных обратно в Африку. На прощанье шепнул Чичероне, чтобы скоро не ждал. И правда, не было их около полугода. Все эти полгода они планомерно истребляли своих соседей, девственные племена, и сушили их скальпы. И истребили до конца. Правда, этого никто не заметил, потому что эти племена в глаза никто не видел ни до, ни после. Спохватились — а в Африке пусто. Остался один Ашанти. Тут сообразили, что представитель Организации Объединенных Наций, который когда-то водил нгамбе-нгамбе по Венеции, ушел в отставку, и назначили на его место достопочтенного Ашанти. Он теперь там занимает пост председателя комиссии по правам человека в малонаселенных районах саванны. Человека этого, как вы уже догадались, зовут достопочтенный Ашанти, так как других там уже не осталось.
А Чичероне начал учить русский язык. Как самый перспективный после нгамбе-нгамбе. Правда, до этого успел на скальпах заработать и на виллу, и на фонтан, и на попугаев с павлинами.
