Ночник разливал возле нее небольшое облачко света, остальная комната была погружена во мрак, по углам прятались тени. Ей на миг показалось, что она находится на необитаемом острове, а вокруг – темное море, глубины которого таят опасность. Она одна, совсем одна…
– Магда? Почему не спишь? – Максим возник в дверном проеме неожиданно и бесшумно, и она едва сумела подавить испуганный возглас.
– Бессонница, – коротко ответила она, стараясь восстановить сбившееся дыхание.
– Это так и не прекратилось? Твои сны?
У нее не было сил врать и придумывать для него утешительную версию, поэтому она сказала правду:
– Стало только хуже. Теперь кошмар снится каждую ночь, потом я не могу заснуть, а после весь день хожу, как вареная.
Произнося эти слова, Магда почувствовала, как к горлу подступают слезы.
– Послушай, малыш. – Макс быстро пересек комнату, в два шага оказавшись возле нее, и присел на колени перед креслом. – Тебе сейчас нелегко. Представить невозможно, что тебе пришлось пережить, и это…
– Не может пройти бесследно, – закончила за него Магда словами Ларисы. – Я знаю.
– Вот видишь. – Он погладил ее по щеке. – Все пройдет, нужно только подождать.
«Скажи еще, что время лечит, и я тебе в лицо плюну», – с неожиданной злостью подумала Магда. На мгновение она ощутила такую ненависть к Максиму, что стало трудно дышать. Она сжала челюсти, чтобы удержать рвущиеся с губ злые слова. Где ему понять ее?! Легко ему сидеть тут и рассуждать. Он-то прекрасно себя чувствует, отлично высыпается и ест с аппетитом, тогда как она обречена на страх и бессонницу.
Секунду спустя вспышка неприязни прошла, и теперь Магда сама не понимала, как могла испытывать что-то подобное по отношению к своему мужу – любимому, такому родному и близкому.
– Прости, – вырвалось у нее.
Максим понял эти слова по-своему. Он сгреб ее в охапку, поднял из кресла и прошелся по комнате, держа ее на руках, баюкая, как ребенка.
– Малышка ты моя, хрупкая веточка, маленькая девочка, – прошептал он, уткнувшись лицом в ее шею. – С ума сошла – прощения просить? Что бы с тобой ни происходило, я рядом. – Стало горячо и щекотно, и она хихикнула. По телу побежали мурашки. – Все будет хорошо, вот увидишь.
Той ночью Магда спала отлично. Не слышала, как поутру Максим ушел на работу, проснулась поздно и чувствовала себя полностью отдохнувшей. Забытое, чудесное ощущение. «Кажется, жизнь налаживается», – подумала она, отправляясь в ванную.
Вытирая волосы после душа, она подошла к зеркалу и… Полотенце выпало из рук.
«Кто это?»
Потрясение было настолько сильным, что Магда не сумела даже закричать – стояла и смотрела на свое отражение.
«Не может быть!»
Она зажмурилась, а когда открыла глаза, все было нормально. Снова перед ней – ее бледное скуластое лицо в обрамлении коротко стриженных темных волос.
– Привидится же такое, – выдохнула она, вспоминая лицо девушки, которое отражалось в зеркале минуту назад.
Старше Магды – лет двадцати восьми, с каштановыми волосами чуть ниже плеч, длинной густой челкой, большими карими, вытянутыми к вискам глазами, хрящеватым тонким носом. На подбородке – небольшой, давно заживший, едва заметный шрам. Запоминающееся, выразительное лицо. Не столько красивое, сколько яркое, дышащее дикой, необузданной силой. Лицо, которое Магда, оказывается, за доли секунды рассмотрела и запомнила во всех подробностях.
В два часа пришел отец. Раньше, пока он не женился на Оксане, они время от времени обедали вместе: встречались в городе или же она заглядывала к нему в офис. К ним с Максимом домой он тоже приезжал, если оказывался поблизости. Однако в последние два года такого почти никогда не случалось, и Магда сразу поняла, как он здесь оказался.
– Тебе Макс рассказал, что я себя плохо чувствую? – с порога спросила она.
– Что же я, не могу просто так, без причины заехать проведать любимую дочку? – попробовал отшутиться он, но потом признался: – Он сказал, ты расстроена.
Позже, когда они были на кухне и Магда накрывала на стол, отец сказал:
– Позвонил сегодня Гудованцеву. – Это был профессор-невролог, который наблюдал Магду. – Он говорит, физически ты здорова, никаких отклонений при выписке не было. Можно еще раз обследовать тебя, но вряд ли это даст что-то новое. Единственное, конечно…
– Знаю. Мне все твердят про последствия травмы, – перебила она, ставя перед ним тарелку с супом. – Ешь давай.
– Рассольник? Обожаю, как ты его готовишь! – Его энтузиазм был преувеличенным лишь самую чуточку.
Пока ели, не возвращались к вопросу о самочувствии Магды. Отец рассказывал, как съездил на прошлой неделе в Москву, делился новостями о строящемся доме: они с Оксаной решили поселиться за городом, под Казанью, работы шли полным ходом.
– Кстати, Оксаны что-то давно не слышно, – встрепенулась Магда. – Мы уже несколько дней не созванивались. Она не звонит, и я замоталась.
Ей показалось, по лицу отца промелькнула тень, но он быстро взял себя в руки.
– Ксюша у матери в Чебоксарах, уехала на недельку погостить. Вернется – созвонитесь.
Магда собрала грязную посуду, поставила в мойку. Чайник требовательно засвистел, закипая.
– Совсем старый стал! – спохватился отец. – Я же вкусненького нам с тобой принес!
Пока она наливала ему чаю, а себе – кофе, он сходил в прихожую и вернулся с коробкой пирожных. Магда выкладывала их в тарелку и не сразу заметила его удивленный взгляд.
– Ты почему так смотришь?
– Кофе, – ответил он.
– Что – кофе?
– Ты же его терпеть не можешь. Даже запаха не выносишь.
Магда непонимающе посмотрела на отца, переваривая услышанное.
А потом поняла, что он прав. Она всегда пила только чай – причем чаще зеленый. Однако в последние две недели, вернувшись из санатория, по утрам выпивала по две, а то и три чашки крепкого сладкого растворимого кофе с молоком. Вот и сейчас, не задумываясь, положила в кружку две ложки коричневого порошка и залила кипятком.
Что бы это значило? Впрочем, какая разница. Люди меняются, привычки – тем более.
– Не любила, а теперь, значит, люблю, – сказала Магда, чувствуя, что изумление, написанное на отцовском лице, вот-вот выведет ее из себя.
Она опустила глаза, взяла пирожное и откусила кусок.
– Вкусное? Нравится? – Отец поспешил сменить тему. – Я попросил Гузель купить заварные с кремом, но она вернулась и сказала, что их сегодня не будет. А корзиночки свежайшие.
Гузелью звали отцовскую секретаршу. Корзиночки и вправду были вкусные, только ей было бы приятнее, купи он их сам.
«Что со мной сегодня? Откуда эта нелепая мысль?»
