— Ну, я то этого не помню, — сказал барон и заорал: — Ёган, Ёган!
Из сумрака зала шаркающей походкой старика пришел слуга.
— Кубок моему гостю, — сказал барон. — И давай ужин.
— Ужин, — удивился старый слуга. — Его еще не начали готовить, господин.
— Ну, тогда принеси нам вина и какой-нибудь еды. Вчерашний пирог, окорок, сыр. Неси, давай. — И он продолжил. — Я не помню, как все закончилось. У меня была раздроблена рука и надо мной колдовали лекари.
— Ну, их кавалерия заехала к нам в обоз, а пять сотен велийских, да хранит Господь императора, ландскнехтов, которые нас прикрывали, побежали спасать сове барахло, а рейтары нас просто смяли. Говорят, из наших только половина осталась, не считая полторы сотни копейщиков, которые, кстати, не успели даже в баталию построиться. Так и стояли в две линии. После этого весь левый фланг побежал.
— Да-а, — протянул барон, вспоминая и улыбаясь, — веселый был денёк.
Солдат почему-то не считал тот день особо веселым. После того, как огромный рыжий конь сбил его с ног, он очнулся уже в телеге. Был вечер. И уж никак ему не удалось бы выпить с рейтаром, как это случалось у благородных, но ничего этого вслух он говорить не стал. Слуга принес красивый кубок для него, кувшин с вином и блюдо с едой: хлеб, окорок, сыр.
— Сержант, — крикнул барон, — отпусти людей. А этого, — он указал на Ёгана, — пусть покормят на кухне. И лошадей их тоже.
— Да, господин, — мрачно ответил сержант, которого, судя по всему, никак не устраивал подобный вариант событий.
— Как вас зовут? — Спросил барон.
— Яро Фольков.
— Фольков? — Переспросил барон.
— На самом деле Волков, но никто не может правильно произнести это имя. Поэтому говорю Фольков.
— Так вы из Челезии?
— Нет, мой отец был с дальнего востока, а матушка с севера. Она из деревни, что на левом берегу Хельбы. Отец был купцом. Он сгинул в море.
Солдат замолчал, барон молчал тоже, словно снова оглушительно громко хлопнуло бревно в камине. И барон начал:
— Знаете, у меня сын не вернулся с войны. С рыцарями такое случатся. Я считаю, что нет смерти приятнее, чем смерть в бою, ведь старость и раны намного страшнее.
— Я слышал о вашем сыне, я соболезную.
— Да-да, беда в том, что он не погиб в бою, — сурово произнес барон. — Он получил рану, ехал домой лечиться и исчез. Мне кажется, кто-то его убил. Я не знаю кто, я не знаю где, но если это так, то я хотел бы восстановить справедливость. Это меня удручает, понимаете? Мне нужно знать, что мой сын погиб или жив. Понимаете? Очень нужно!
Волков кивнул.
Барон выпил вина, солдат выпил тоже. Барон продолжил:
— А еще совсем недавно умер мой друг, мой сеньор. Двадцать лет мы провели вместе. Мы с ним жили в одной палатке, брали девок по очереди, пили из одного кубка, — барон помолчал. — Десять компаний вместе! Мы всегда приходили, когда герцог звал нас. Ни разу не притворялись больными. Собирались и ехали. Он был моим графом и моим другом. Нет, не так. Он мыл моим другом и моим графом. Он никогда без нужды не козырял своей короной на гербе. Он был истинный рыцарь, и вот он умер. Он просил присмотреть за его детьми. Не теми детьми, что записаны в церковных книгах, а теми… — барон замолчал.
— За детьми фрау Анны? — Догадался солдат.
— Вы знаете и про нее? — Удивлённо спросил барон.
— Я кланялся ей на похоронах. Она пригласила меня в гости.
— Да? Вот как? Ну да, за ее детьми, а я за ними не углядел, понимаете? — Он своим корявым пальцем, почти без ногтя, начал стучать в кусочек бумаги с ламбрийскими словами. — Кто-то решил убить мальчишку, о котором я обещал заботиться. И убил его в моем феоде.
Он замолчал. Они молча сидели, слушали сквозняки и шум горящих бревен в камине.
— В моем феоде! — Вдруг заорал барон, вскакивая. — В моем феоде убивают сына моего друга, пусть даже и незаконно рожденного! Не в поединке, не при ограблении, а просто так, — орал он на солдата, как будто этот тот был виноват. — Потому что кому-то он, видите ли, мешал. Кому? Кому он мешал?
Барон упал в кресло, схватил кубок, часть вина расплескал, а остальное выпил и ударил об стол кубком так, что он погнулся.
— Ёган! — Заорал барон. — Ёган!
Старый слуга прибежал, схватил кувшин, налил вина господину в его кубок. Тот стоял кривой, но не падал.
— Принеси мне ларец, — велел барон.
Слуга молча ушел.
Они снова сидели в тишине, как вдруг до Волкова донесся детский голос. Солдат обернулся и увидел мальчика, лет семи-восьми на лестнице, ведущей из верхних покоев. За ним шла не худая, богато одетая дама. Волков встал, стоял, ждал их приближения, и когда они приблизились, он низко поклонился. Дама ответила кивком головы и едва заметной улыбкой. Мальчишка пробежал мимо солдата и прыгнул на барона. Тот радостно схватил ребенка.
— А-а-а, мой молодой рыцарь! Моя надежда. Посмотрите на него, — обратился барон к солдату. — Я выращу из него настоящего рыцаря. Будешь рыцарем, дорогой мой?
— Да, папа, — кивал мальчик и, уже хвастаясь, добавил. — А через два года папа повезет меня в Вильбург, к оружейнику, и он сделает мне доспех и меч.
— Броня — лучшая одежда для мужчины, — кивнул Волков. — Не сомневаюсь, что молодому барону латы будут к лицу. Но еще рыцарю нужен конь.
— Конь у меня уже есть, — крикнул мальчишка, — папа, пойдем, покажем твоему гостю моего коня?
— Не сейчас, дорогой. Обязательно покажем, но не сейчас. А сейчас идите с матушкой погуляйте до ужина.
— Ну, пап, я хочу с вами. Этот же господин тоже рыцарь?
— Этот господни добрый воин, и я воевал вместе с ним.
— О, вы тоже убивали еретиков? — Обрадовался мальчишка.
Волков улыбнулся и кивнул.
— Расскажите, сколько вы убили еретиков?
— Я потом все тебе расскажу. А сейчас идите, погуляйте. Иди, покорми своего коня. — Вместо солдата сказал барон.
Женщина взяла мальчишку за руку и повела, хотя тот упирался.
— До свидания, — произнесла она.
— Баронесса, — солдат снова поклонился.
— Моя последняя радость, — произнес барон не глядя им в след.
Тут появился старый слуга. Он принес тяжелый ларец, поставил его перед бароном. Барон снял с шеи веревку с ключом, открыл ларец и запустил туда руку. Судя по всему, ларец был почти пуст, потому что барон долго собирал что-то со дна, и, наконец собрав, он хлопнул ладонью об стол. Под ладонью что-то звякнуло. Барон убрал руку. На столе лежало семь монет. Желтые, толстые, даже на вид тяжелые. Волков сразу узнал эти монеты. Это были цехины. Три цехина были равны годовой зарплате гвардейца.
