– Здесь недостаточно места для двоих.
– Ты замерзнешь. – Сережа положил руку мне на плечо. Он вспотел.
Я подумал о том, могли ли выпивка и кокаин вызвать такую форму безумия.
– Мне очень неудобно, – сказал я.
– Я могу обнять тебя.
– Спасибо, Сергей Андреевич. Не стоит меня обнимать.
– Я должен.
– Вовсе нет. Разве в купе так холодно?
– Поезд стоит. С отоплением что-то не так. Мы застряли среди снегов.
Я сопротивлялся. Он попытался одолеть меня.
– Ценю такую заботу, Сергей Андреевич, но мне в самом деле больно.
– Я люблю тебя, – произнес он.
– Что?
– Ты знаешь, что любишь меня.
– Все люди – братья, Сергей Андреевич. Но мы почти не знаем друг друга.
Я попытался переползти через него. Мои руки коснулись ковра. Я почувствовал, как его рука скользнула по моей спине вниз и начала поглаживать задницу.
– Ты прекрасен, – заявил он.
– Я позову проводника! – воскликнул я, затем встал и зажег светильник. – Немного черного кофе – и все снова будет в порядке.
– Что ты знаешь о мужчинах? – Свет озарил крупную фигуру Сережи. Он впился в меня взглядом, прищурив глаза. – Зачем ты играешь в такие игры? Давай, вызови проводника. Сделай так, чтобы я отправился в тюрьму.
– В тюрьму? – Я был озадачен. – Почему?
Он не мог отправиться в тюрьму за то, что пытался согреть меня в постели. Я, конечно, подозревал, что он хотел заняться со мной любовью, но мне не хватало опыта, чтобы быть в этом уверенным.
Он посмотрел на меня – грустно и в то же время с признательностью.
– И на том спасибо.
Я еще в Одессе усвоил правила деликатного поведения, так что не стал развивать тему. Однако мне хотелось избавиться от гнетущей атмосферы, царящей в купе, поэтому я надел халат и тапки и отворил дверь.
Он замер:
– Что ты собираешься делать?
– Размять ноги, – сообщил я. – Подышать свежим воздухом. Полагаю, тебе стоит вернуться в кровать, Сережа.
– Спасибо.
Когда я уходил, он начал карабкаться на свою койку.
Прохаживаясь по коридору и рассматривая серые снежные заносы сквозь заледеневшие окна, я чувствовал одновременно и смущение, и ликование. Похоже, Сергей Андреевич теперь мой должник. Я был готов воспользоваться этим при первой же возможности, хотя пока еще не знал, как именно. Меня некому защитить, и в Санкт-Петербурге мне следовало полагаться только на себя, и чем больше друзей с хорошими связями я смогу отыскать, тем лучше пойдут мои дела.
Стоя у окна, я увидел, что в дальнем конце коридора появилась тень; по направлению ко мне медленно шла молодая женщина в красно-зеленом платье, с аккуратно уложенными темными волосами. Она была немного старше меня, круглолицая и приятная, с овальными карими глазами и крупными ровными зубами. Незнакомка улыбнулась мне:
– Не можете заснуть?
– Мне показалось, что я задыхаюсь. – Я кивнул в сторону своего купе.
– Я путешествую с моей ужасной старой няней, – прошептала девушка, – настоящей крестьянкой, хоть и из Шотландии. Она сохранила тамошние привычки. Тьфу!
– Привычки?
– Она все время говорит по-английски. Во сне.
– Вряд ли это можно назвать крестьянской привычкой, – удивился я.
– В Англии – конечно, не правда ли?
Эта встреча показалась мне столь же нелогичной, как и предшествующая.
– В Англии тоже есть крестьяне, – сказал я. – Хоть и поблагороднее наших.
– Вы бывали в Англии?
– Мне знакома эта страна.
Это было правдой. Знакомство произошло прежде всего благодаря капитану Брауну и «Пирсону».
Я произвел впечатление.
– Я путешествую впервые. Мы из Молдавии, у нас там имение. Очень красивый край. Слышали о ней?
Я сказал, что, к сожалению, нет.
– Вам бы понравились эти места, но там скучно. Отец уединился в имении, отойдя от дел. До этого он путешествовал по Англии. Там и подыскал мне няню, но она на самом деле не настоящая шотландская гувернантка. Она заботилась обо мне, потому что мама часто хворала.
– Ваша мать умерла?
– Конечно, нет, причем совершенно здорова. Она страдала от анемии. Теперь вылечилась, много ездит верхом – увлеклась английской охотой. С собаками, лошадьми, красными куртками и тому подобным. Но я думаю, что вас интересуют другие виды лис.
– Английская лиса – осторожный маленький зверек, – заметил я. – И очень красивый.
Девушка приоткрыла часы-кулон, висевшие у нее на груди; уже минула полночь.
Я не хотел расставаться с ней.
– Вы путешествуете? – спросил я.
– Нет, я собираюсь поступить в университет в Питере.
– На koyorsy? – Я ознакомился с большинством учебных заведений столицы. Кoyorsy
[57] предназначались для женщин.
– Да! – восторженно ответила девушка.
– Я тоже студент, – продолжал я. – Буду учиться в политехническом. Я моложе большинства студентов, но у меня есть медаль.
Ее это не слишком впечатлило. В те времена у политехнического была репутация второсортного учебного заведения. Точные науки и инженерное дело во многих слоях общества все еще считались неподходящими занятиями для людей благородного происхождения.
– Война, – пояснил я, – требует новых типов оружия. И новых людей, способных его создать, потому меня и пригласили в Питер.
Она захихикала:
– Вы всего лишь мальчик.
– Я уже летал на собственном аэроплане, – сообщил я. – Может быть, вы читали об этом в прошлом году? В Киеве. Я летал в течение нескольких минут на машине совершенно нового типа, которую сам построил. Об этом писали во всех газетах.
– Я что-то припоминаю о новом виде летательной машины. Это было, действительно, в Киеве.
– Вы разговариваете с ее изобретателем.
Я одержал победу. Она немного смущенно произнесла:
– Я не могу вспомнить вашего имени…
Это, конечно, было сложно. Я колебался.
Она поднесла руку к губам:
– Извините. Вам не дозволено, потому что война?
Я кивнул:
– Я себе не хозяин. Могу сообщить вам только то имя, которым пользуюсь сейчас.
