Его товарищи дружно повскакали с мест, опрокинув скамьи и тяжелый стол. Приск не спускал глаз с Библия. Этого тупоголового горлопана давненько не мешало поучить уму-разуму. В рывке он снизу нанес противнику удар по подбородку, совместив его с мощным тычком в живот; голова у Библия мотнулась, а сам он отлетел, но на ногах удержался.
– Ты мертвец! – пуча побелевшие глаза, передавленным голосом выкрикнул он. – Да я тебя…
Но не успел он осуществить свою угрозу, как Приск снова сделал выпад. Библий отдернул голову, избегая удара, но не успел, и могучий кулак пришелся на кадык; Приск ощутил, как там хрупнуло, а Библий, ухватив себя обеими руками за шею, начал надрывно втягивать в себя не утоляющий более воздух. Приск – ноги полусогнуты, похожие на молоты кулаки выставлены в бойцовской стойке – ждал, когда Библий на него набросится. Но тот вдруг попятился, судорожно хватая себя за горло; рот с распяленными губами повело на сторону, а глаза луковицами вылезли из орбит. Наконец, запнувшись о табурет, он рухнул плашмя, грянувшись затылком о плиты пола. Уставленные в потолок глаза, утратив блеск, посвинцовели; осоловело пару раз моргнув, Библий крупно дрогнул и затих.
Приск подступил, сторожко озираясь; впрочем, основная буча переместилась к прилавку, и прилететь откуда-нибудь сбоку ничего не могло. Приск ткнул лежащего носком сандалии.
– А ну, подымайся!
Ответа не последовало, и тогда Приск наладил Библию пинка.
– Вставай, говорю, на ноги, ублюдок! Я тебе покажу, что делают с теми, кто стелется под Нерона!
Библий безропотно принял пинок. И тут темя Приску кольнула льдистая игла тревоги. Он разжал кулаки и присел возле лежачего на корточки.
– Эй, Библий, ты чего?
– Да он мертвый! – тонко и страшно визгнуло над ухом.
Рядом стояла одна из девиц, что подает на столы. Она смотрела расширенными от ужаса глазами; багряно-алая краска щек была размазана растопыренной пятерней.
– Ты его убил!
– Да нет же. Я…
– Убииил! – завопила она.
Кое-кто из преторианцев обернулся. Драка стала ослабевать; всех интересовало, что там такое произошло. Приск, глядя на поваленного им собрата, лишь растерянно покачивал головой. Девка, похоже, была права.
– Я не нарочно…
Библий мертв. Это было ясно как небо над головой. Было ясно и то, какая кара полагается за причинение смерти товарищу по оружию. Кара единственная и неминуемая. Приск на полусогнутых ногах медленно попятился к выходу.
– Ты убил его. – В Приска уставил изобличающий перст один из товарищей Библия.
Приск ринулся бежать – прямо как был, без плаща, под промозглый дождь. Вслепую, ни о чем не думая, он уносился прочь от преторианского лагеря, взбивая сандалиями фонтанчики воды, а вслед ему из заезжего дома катились крики.
Чувствовалось, что за ним началась погоня. «Вот он, вот он!» – доносились со спины прерывистые возгласы. Приск наддал как мог и на бегу нырнул в зигзаг какой-то темной извилистой улочки. Здесь он повернул направо, затем налево, затем куда-то наискось, при этом не сбавляя хода. Какое-то время слух бередила дробная поступь погони, но постепенно она стихла – видно, те, кто гнался за ним, пронеслись мимо. И все равно Приск не останавливался, максимально отдаляя себя от преследователей, пока наконец не оказался посреди улицы где-то за Форумом. Припав разгоряченной спиной к камню арки, солдат стоял, прерывисто, взахлеб дыша.
Он убил человека. Понятное дело, не нарочно, по случайности. Но это не спасает от суровости воинской дисциплины. Если даться им в руки, он считай что покойник. Особенно с учетом всех этих разговорцев против Нерона. Вопрос о верности императору стоял сейчас в преторианской гвардии остро, как никогда, все старшие офицеры были на взводе. А потому если поймают, то выставят на плацу показательно – дескать, вот он, враг императора. Смотрите, какая участь ждет того, кто убивает товарищей по оружию…
Так что теперь ему, Приску, дорога остается лишь одна. В единственное место, где скрываются ему подобные. Они-то и укроют его, пока уляжется весь шум-гам. Они – это те, кто ждет верного момента, чтобы свергнуть узурпатора Нерона и изничтожить всех его сторонников. Его деянием они вряд ли будут довольны. Но им понадобятся его опыт и осведомленность, а потому в убежище ему так или иначе не откажут.
Дождь пошел на убыль, а затем и вовсе перестал к тому моменту, как отдышавшийся и определившийся со своими дальнейшими действиями Приск отделился от арочного свода и пошел гуляющим шагом как честный, ни в чем не повинный гражданин. Он в точности знал, куда идет и какое впереди ждет будущее.
Глава 2
Пир в ознаменование конца сулланских игрищ
[5] был в самом разгаре, когда в дом сенатора Семпрония нагрянули незваные гости. По меркам большинства римских аристократов, дом Семпрония считался достаточно скромным – вероятно, потому, что Семпроний не приторговывал своей честью в обмен на привилегии или послабления в податях. Он даже допустил, чтобы его единственная дочь вышла замуж не за родовитого патриция, а за человека ниже себя – молодого, с ростом по службе офицера Квинта Лициния Катона. Сама Юлия уже умерла, но успела оставить сенатору внука, так что семейная ветвь не заглохла.
Кончина Клавдия с месяц назад никого в Риме особо не удивила. Император был уже стар, стремительно дряхлел и на публике появлялся редко. Говорилось, что почил он мирно, в окружении венценосного семейства и ближайших советников. Столь же благочинно был провозглашен и его преемник (в связи с этим злые языки столицы язвили, что как-то очень уж быстро водрузился на трон новый император: труп старого-то небось сторонники из-за спешки и в склеп убрать не сразу вспомнили).
И вот новым правителем Рима был наречен Нерон Клавдий Цезарь Август Германик. Но ходила также молва, что Клавдия умертвила его молодая супруга. Ядом. И пускай Агриппина трубила, что пурпурная тога честь по чести перешла к ее сыну, но не было секрета и в том, что многие влиятельные персоны испытывают к Нерону решительную неприязнь. Именно их в эту прохладную декабрьскую ночь легко можно было обнаружить среди гостей сенатора Семпрония.
За домом по бокам просторного внутреннего двора располагались столы и ложа. Облачная пелена сошла, и ночное небо прояснилось, отчего снаружи стало прохладней – гости сенатора согревались теплом жаровен. Основным угощением была выпечка, изящно выложенная на блюдах. Сам хозяин занимал почетное место на возвышении, а по бокам от него разместились наиболее знатные гости. Справа на ложе возлежал Британник – утонченного вида юноша с мрачным лицом (сейчас он, занятый какими-то мыслями, рассеянно колупал корочку на пирожке с олениной). Позади него, выпятив булыжную грудь, стоял раб-телохранитель – бывший гладиатор, у которого был подрезан язык, чтобы он никому и никогда не смог выдать услышанное.
