Он тоже стал оглядываться, хотя и не понимал зачем.
— А что ты ищешь? Я тоже хочу, — сказал он, задрав повыше голову.
Она словно не слышала его.
Ее челюсть двигалась, когда она изо всех сил сжимала зубы.
Косуке уже знал: когда она такая, лучше помалкивать, не задавать вопросов.
Одни автобусы приезжали, другие уезжали. Семейные пассажиры стояли в ожидании опаздывающих родственников, чтобы, соединившись с ними, вместе продолжить путь.
Косуке знал, что у него, кроме матери, больше никого нет.
Они подошли к стоянке автобусов, от которых сильно пахло бензином.
Она усадила его на скамью возле сломанного автомата для напитков и рядом положила его рюкзачок с капитаном Цубасой
[9].
И все время оглядывалась. Розовые уголки ее век над лихорадочно метавшимися по сторонам глазами блестели от влаги.
— Косуке, твоей маме нужно кое-куда поехать по делам, ты понимаешь?
Она никогда не говорила «я», «мне».
Он кивнул, хотя внутри у него все так и сжалось.
— Не потеряй рюкзачок, ладно?
Косуке снова кивнул.
Она повернулась, готовая уйти.
Задержалась на месте. Развернулась и присела перед ним, так что он почувствовал запах ее потного тела.
— Косуке, оставайся и сиди здесь, на виду. Ты помнишь стишок?
Косуке кивнул.
— Давай, расскажи.
— Один — горе… Два — балаган…
— Умничка! Давай дальше.
Она улыбнулась, одновременно покусывая губы.
Она была очень красивая. Косуке не мог не заметить, что люди с трудом отводили от нее взгляд.
Так бывает, когда случается авария.
Или когда по улице идет сумасшедший.
Она вытащила из-за пазухи деньги и сунула Косуке в задний карман.
— Будь хорошим мальчиком, Косуке.
Она встала и пошла прочь с опущенной головой.
Он смотрел на нее, пока она окончательно не растворилась в толпе.
Повжикав туда-сюда молнией на рюкзаке, Косуке заглянул в него и обнаружил там сэндвичи и чистую одежду.
В ожидании, когда мама вернется, он принялся болтать ногами.
Этим утром они встали рано — она разбудила его еще до рассвета, — и Косуке успел утомиться.
— Три — девчонка, четыре — пацан…
Потирая глаза, он лег головой на рюкзачок.
Не в силах сопротивляться он провалился в сон.
Когда Косуке открыл глаза, он почувствовал явное беспокойство.
Прошло слишком много времени, и у дальнего конца автовокзала уже не было семейных компаний, ожидавших автобуса.
Мать наказала ему находиться на виду, но здесь его никто не видел.
Косуке взял свой рюкзачок и пошел ко входу.
Окружающие с улыбками посматривали на него, но он их словно не замечал.
Снаружи уже смеркалось, хотя часы показывали лишь четыре часа.
Было очень холодно; Косуке пожалел, что не взял перчатки.
Мужчина в длинной темной куртке загородил ему путь и потрепал его по голове:
— Привет. Сдается мне, ты проголодался. Любишь сливы?
Косуке не взглянул на мужчину и ничего не ответил.
Это мать научила его.
Мужчина постоял немного, оглянулся и ушел, а Косуке вернулся на скамейку.
Может, не стоило ему бродить по вокзалу.
Что, если она вернулась, а он ушел?
Косуке знал, с мамой шутки плохи.
С той минуты, как он осознал, что замерз, он больше ни о чем не мог думать.
Он снова лег головой на рюкзачок и закрыл глаза. Прошло довольно много времени, когда его разбудил незнакомый мужчина.
Высокий, пожилой, в форме.
Полицейский.
Косуке доверял полицейским, но, глядя на этого, увидел в нем просто мужчину.
— Как тебя зовут?
Косуке пробормотал свое имя.
— Ты потерялся, верно?
— Мама сказала, чтобы я ждал здесь.
— Когда это было?
— Часы показывали 8:20.
Полицейский в задумчивости поджал губы.
— Сколько тебе лет?
— Десять.
— Правда?
Косуке ничего не ответил.
— Ты когда-нибудь катался на полицейской машине?
Косуке замотал головой.
Полицейский взял его за руку и повел с вокзала прочь.
В машине стоял запах лимона и табака.
Полицейский, посадив Косуке в машину, стал вызывать кого-то по рации.
В машине было холодно, и он включил обогрев.
Теплый воздух вырывался из печки с громким гудением.
В зеркале заднего вида Косуке наблюдал, как уменьшался вокзал, по мере того как они набирали скорость.
Совсем стемнело, и в свете фар деревья по сторонам дороги казались ему седыми.
Они направлялись в горы.
Из потрескивающей рации раздавалась быстрая нечеткая речь.
Наконец полицейский ответил «понял».
Косуке видел, как деревья океанской волной взбирались на холм.
Их мерное покачивание навевало на него сон.
От нахлынувшего тепла у него разгорелись щеки. Наконец после долгого пути полицейская машина остановилась у небольшого домика на краю леса.
Полицейский, открыв дверь, положил руку на плечо Косуке:
— Сегодня останешься здесь. А завтра посмотрим. Ступеньки крыльца поскрипывали, вокруг светильника кружила мошкара.
Полицейский зашел внутрь и повесил шляпу на крючок.
— Подожди здесь, — сказал он и исчез.
Косуке уловил запахи чужого дома. Вскоре вернулся полицейский, неся в руках стеганое одеяло. Он отвел Косуке в комнату, положив одеяло в угол. Потом потрепал мальчика по голове — Косуке почувствовал исходящий от него запах дерева с дымком — и вышел.
Косуке совсем не устал.
Он шептал себе под нос:
— Пять — серебро, шесть — золото.
Так и сидел, играя с молнией на рюкзачке.
Вжик. Вжик. Вжик.
* * *
Назавтра было пасмурно и дождливо.
