Не знаю, как я вытерпел этот ужин. Я решил, что лучше показаться молчуном, чем постоянно говорить невпопад. После ужина я надеялся уйти спать, но охота на калсидийцев в Бакке была событием столь удивительным, что всем хотелось обсудить ее. Спурман и его офицеры не могли надивиться дерзости калсидийцев и гадали, кем были их странные союзники и что им было нужно. Риддл, Лант и Фоксглоу выражали глубокое недоумение, я хранил царственное молчание. Когда разговор иссяк, маг Силы, приставленная к крепости, отвела меня и Риддла в сторонку.
– Господа, надеюсь, вы не слишком устали, чтобы немного поговорить наедине?
Я устал до звона в ушах, но, когда мы пожелали всем спокойной ночи и вышли, она ухитрилась догнать нас. Даже вдали от посторонних ушей она выглядела очень смущенной тем, что ей пришлось сказать.
– Мне поручено передать вам в самых строгих выражениях, чтобы вы возвращались в Олений замок так скоро, как только сможете, господа.
Мы с Риддлом переглянулись.
– Это послание от мастера Силы Неттл или короля Дьютифула?
– Мастер Силы сказала, что такова королевская воля.
Поблагодарив женщину, мы с Риддлом побрели к своим комнатам.
Когда мы дошли до поворота коридора, я спросил:
– Думаешь, Неттл очень злится?
– Страшно, – только и сказал он, и по резкости его ответа я понял, что Риддл не хотел распространяться об этих последствиях нашей неудачи.
Некоторое время я молчал. Неттл беременна, нам следовало бы дать ей провести время ожидания ребенка в покое и радости. А я, получается, вбил клин в их отношения с Риддлом. Я попытался убедить себя, будто тут нет моей вины – я не виноват, что ее сестру похитили и мы все лишились покоя и счастья. Но я все равно чувствовал себя неловко.
Я замедлил шаг:
– До отъезда я хотел бы взглянуть на их корабль.
Риддл покачал головой:
– Он больше не стоит у пристани в Солеварне. Спурман сказал, они увели судно в другое место, когда устраивали засаду. Команда в один голос утверждает, что ничего не знает. Им очень щедро заплатили за то, чтобы они просто оставались на борту, пока не вернутся пассажиры. Они отправились в путь с Пиратских островов, и никто из них никогда прежде не видел ни этого корабля, ни товарищей по команде. Большинство, похоже, очень обрадовалось, когда им разрешили сойти с него.
– А на борту, случайно, не нашли карты с отмеченным на ней Клерресом? – Я задал этот вопрос полушутя, но Риддл ответил совершенно серьезно:
– Ничего. То есть вообще ничего. Ни запасной одежды, ни кастрюли, ни шнурка от башмака. Только матросы и их пожитки. Словно никаких пассажиров и вовсе не было.
Отчаяние разверзлось передо мной безводным колодцем. Нельзя допустить, чтобы оно засосало меня. Нельзя ругаться или плакать. Это мешает думать, а мне нужно мыслить ясно. Я открыл дверь своей комнаты и вошел.
Риддл последовал за мной:
– Итак, завтра мы возвращаемся в Олений замок.
– Я так и собирался поступить.
– Нам приказано вернуться, Фитц. Это немного другое дело.
– О.
Мне потребовалось время, чтобы осознать, что это значит. Принца Фитца Чивэла Видящего, совсем недавно провозглашенного таковым, отзывают в Олений замок, словно беглого пажа. Как ни крути, неприятно. Только тут до меня дошло, как много свободы я потерял, когда Чейд взял меня за руку и представил всему двору. Я-то думал, это дело семейное – ну не послушался я кузена и отправился один, ничего страшного. А вышло, что принц нарушил прямой приказ короля. Дьютифул напомнил мне, что он мой король и что я, признав его власть, повел себя так, словно все еще оставался Томом Баджерлоком. Нет. Даже Том Баджерлок не имел права не подчиняться королю. Я прикусил губу.
Риддл устало присел на край моей кровати:
– Вижу, ты понял.
– Мне жаль, что я втянул тебя в это.
– Ох, Фитц, я сам себя втянул. Ведь я мог бы просто доложить, что ты, возможно, решил отправиться в одиночку, и стража Оленьего замка привела бы тебя назад.
Я уставился на него в потрясении:
– Правда?
Он пожал плечами:
– Не знаю. Может, мне просто приказали бы по-тихому вернуть тебя. Боюсь, ни один из нас не обрадовался бы. – Он вздохнул. – Нет, я сам влез в это дело.
– Прости, что поставил тебя в такое положение.
Он вынужден был выбирать между мной и Неттл и выбрал меня. Это не сулило нам обоим ничего хорошего.
А я? Я поставил отцовский долг превыше верности королю. И если опять придется выбирать, поступлю так же. Снова и снова. Потому что так правильно.
Би, где ты? Мое сердце разрывалось при мысли о ней, и стыд сжигал изнутри. Почему я не смог найти и спасти мое дитя? Нам ведь почти удалось… Я видел постель, на которой она совсем недавно спала.
Голос Риддла вывел меня из оцепенения:
– Фитц. Знаю, это звучит ужасно, но я должен спросить. Что должно произойти, чтобы мы признали, что Би и Шайн уже не вернуть?
Я в бешенстве уставился на него:
– Даже не заикайся о таком!
– Я должен. Больше некому. Ты не хуже меня понимаешь, что они, вполне возможно, мертвы и их тела лежат где-то в лесу. У нас не осталось следов, по которым можно идти. Все Слуги и калсидийцы либо мертвы, либо сбежали. – Он подошел и встал рядом со мной у окна. – Мы не знаем, где искать Би и Шайн. В лучшем случае они сами объявятся где-то в деревне или на хуторе…
– А в худшем все останется, как сейчас. И мы так и не узнаем, что с ними произошло.
Мы помолчали. Я пытался найти хотя бы ниточку к надежде.
– Мы не нашли ни Виндлайера, ни Двалию, – напомнил я.
– Может, они мертвы. Может, прячутся, как делали раньше. Они не оставили за собой ни малейших следов.
Риддл был прав. Горькая правда и горечь эльфийской коры захлестнули меня, словно кровь из раны Эллика.
– Я чувствую себя таким беспомощным, – признался я. – Риддл, я не мог поступить иначе, я должен был примчаться и попытаться отыскать Би. С самого Зимнего праздника, когда она пропала, я не мог ничего сделать, чтобы помочь ей. Ничего! А теперь я потерял след и не знаю, где искать ее.
Боль и гнев слились во мне воедино. Мне хотелось разнести всю комнату вдребезги, но куда больше хотелось уничтожить себя за то, каким бесполезным я оказался. Когда Молли умерла, я сбрил волосы на голове, символически убив себя за то, что не спас ее. Теперь мне хотелось раскроить себе ножом лицо, разбить голову о стену, выброситься в окно. Я ненавидел себя за то, что опять не смог ничего сделать. В злых делах от меня не оказалось никакого толка. Я – обученный убийца, знающий, как добиться ответа под пыткой. Доброта – не моя стезя. Но даже последовав путем зла, я ничего не добился.
