– И с чего вдруг такие выводы?
Она опустилась в папино кресло, Эми плюхнулась на большой красный пуф, который зашуршал, принимая форму ее тела.
– Ну для начала потому что он пришел, – ответила Эми с таким видом, словно наша мать знала о жизни меньше двенадцатилетней девчонки.
Я села на диван и задрала кверху ноги. На спинке висели одеяла, от которых пахло нашим прежним, техасским домом. В те времена мама часто пользовалась ароматными свечами, сжигая их беспрестанно, и ткань насквозь пропиталась этим запахом. Я взяла папино вязаное одеяло, пропахшее коричными тостами, и прикрыла им ноги.
– И это, по-твоему, любовь? – проговорила мама. Мало-помалу ее оставляла злость. Она все больше походила на мать, которую я любила и знала, и все меньше – на тетю Ханну, когда та чересчур напивалась и принималась взрываться по пустякам.
– Он живет далеко! И помолвлен с Белл Гардинер! Но все равно не поленился приехать. Ну конечно же, он ее любит.
Я засмеялась над наивными рассуждениями сестры.
И мама тоже.
– Все не так просто, моя дорогая. Если мальчик в тебя влюблен или ты ему нравишься, он себя как-то проявит, и ты сразу поймешь. А если возникли сомнения, значит, он тебя не любит. Даже если бы и любил, но демонстрировал это, заявившись к тебе в десять вечера, то он тебя просто не достоин.
Мне тут же захотелось узнать, относится ли это правило к девушкам.
– Так было давно, во времена твоей молодости.
Мередит насупилась и с легким недоверием взглянула на Эми.
– Шайа Кинг обидел твою сестру. Достаточно переживаний на ее долю. Все, хватит! Никаких больше писем и богатеньких отпрысков, которые думают, будто слишком шикарны для моей дочери, – возмущенно проговорила мама и обернулась ко мне: – Это обеих касается. Я устала талдычить вам, с чем мириться, а с чем – нет. Мэг вообще не должна была терпеть выходки этого Шайи, а ты, Эми, – мама взглянула на нее в упор, – очень зря ему поспособствовала. Теперь он попытается помешать ей устроить личную жизнь, а она счастлива с Джоном Бруком.
– Да что Шайа ей сделал-то? Почему он вдруг снова стал плохим? Такого богатого и классного парня не сыскать во всем городе. С таким подбородком…
Мама ее перебила:
– Это все, чего ты хочешь добиться в жизни? Нравиться симпатичным богатеньким мальчикам?
– Да! – взвизгнула Эми. – Да-да-да, сто раз да!
– А потом что? Что будешь делать, когда тебе исполнится тридцать, а твой богатенький мальчик превратится в несимпатичного избалованного дядьку или, не дай бог, с ним что-то случится? В одиночестве будешь растить детей, без всякой профессии?
Эми вздохнула.
– Мам, ну не шути так. Этого не случится. Мой муж всегда будет перчиком, уж я позабочусь. – Эми хихикнула.
Мамино лицо осталось непреклонным.
– А я и не шучу. Ты должна иметь специальность и хоть какие-то навыки. И нельзя судить о парнях только по их наружности. Когда парни отсеивают несимпатичных девчонок – это нечестно, и мы не должны так поступать.
– Я выйду за такого, как папа, и он всегда будет рядом и поможет мне растить дочерей. – Эта тактика была хорошо нам известна, Эми часто к ней прибегала: сказать что-нибудь очевидное и тем самым закончить бессмысленный разговор.
Мама невольно улыбнулась.
– Я очень на это надеюсь. И надеюсь, у тебя будет три или четыре дочери, все в тебя. Знаешь поговорку?
Я знала, о чем речь – мама то и дело повторяла то же самое Мэг. Мэг слишком часто для девятнадцатилетней говорила о детях. Я даже не сомневаюсь, что в будущем она станет хорошей матерью, но можно было бы прислушаться к мнению Джо и немного повременить.
– Не знаю и знать не хочу. – Эми запрокинула голову, и мама шутливо щелкнула ее по кончику носа. Эми рассмеялась. – Не рассказывай.
– Говорят, что если ты не бережешь свою маму, то тебе сполна отплатит собственная дочь. Так что усердствуй, а за меня отомстит твоя собственная Эми.
Мама пощекотала сестру, и по дому разнесся звонкий ребяческий смех, словно созданный для того, чтоб рассеивать давящую атмосферу.
Эми отстранилась от мамы и присела ко мне на диван. Мередит включила кино, самый первый «Хэллоуин».
Перед тем как начался фильм, Эми спросила маму, расскажет ли она Мэг о том, что она выдала ее Шайе.
Мама странно на нее взглянула и ответила:
– Ну а как же, естественно, расскажу, – и вновь уставилась на экран.
Глава 26
Джо
У меня буквально крышу сносило от этой комнаты. Лори был полон противоречий. У него стоял проигрыватель из «Урбан Аутфиттерс», на котором крутилась запись Хэлси, и подписанный кем-то набор старых записей. Из этого загадочного и в то же время обыкновенного человека потихонечку складывался полноценный книжный герой.
О нем можно было бы сочинить сорок тысяч книг. Может, когда-нибудь я так и сделаю.
Мне хотелось и дальше исследовать внутренний мир Лори, и я подошла к письменному столу. Лори будто подначивал меня своим невмешательством, и мне ужасно хотелось покопаться в его сокровенном.
– Если наткнешься на что-нибудь необычное, скажи, – заметил он, не вынимая изо рта ручку.
– О да, можешь не сомневаться.
Я выдвинула ящик стола, а он через приложение на смартфоне поменял песню на проигрывателе.
Вдруг я уткнулась пальцами в мех и ощутила холод металла.
– Что это за гадость? – Я отдернула руку и брезгливо отерла ее о джинсы.
Лори быстро встал и направился ко мне. Мне вдруг пришло в голову, а дома ли его дед.
– Что? – Лори сунул руку в ящик с загадочным мехом, и я зажмурилась.
Мертвый хомяк или крыса, да что угодно. Кошмар.
Он вытащил руку. На его пальце болтался брелок с подвеской из черно-рыжего меха.
– Да это всего лишь кроличья лапка. – Он поднес ее к моим глазам, и я отпрянула.
Я сто лет не видала таких брелоков. Помню, когда-то у Мэг была целая куча. Они достались ей, когда она работала на катке неподалеку от средней школы, где я училась, когда мы жили в Техасе. Один, фиолетовый, висел на зеркале заднего обзора в самой первой ее машине, поезженном «бьюике ривьера» с затемненными стеклами и салоном из мореного дерева. Эта болтающаяся ножка наводила на меня ужас.
– Фу.
– Да не «фу», а талисман на счастье.
Я покачала головой. Мэг тоже все время так говорила.
– Лапа мертвого животного – это никакое не счастье, а зверство. Природой так не задумано.
Лори стоял рядом, поглаживая безделушку.
– Но это так по-людски, согласись. Притвориться, что завладеть отрубленной лапой – это удача. Какие же мы извращенцы.
