— Ну и ради бога! Что же тут психического? А почему так долго летел — с посадками, что ли?
— Восемь часов — разве долго?
— Как это — восемь? Пятнадцать! С девяти-то утра до двадцати четырех!
— У вас у всех, кто из России прилетает, проблемы с математикой. — Олег снисходительно погладил Женю по голове, и она невольно замерла под этой ласковой ладонью. — Разница во времени. Девять утра по Москве — это шестнадцать в Хабаровске. Плюс восемь часов перелета — вот и получается двадцать четыре.
— Ах, да, — с понимающим видом кивнула Женя, пытаясь прорваться сквозь комок в горле.
Это же надо… Она и сама не подозревала, что до такой степени измучилась от одиночества. Так и прильнула к его руке! Нет уж, держи себя в руках, если не хочешь сделаться посмешищем. А вот интересно, как бы он воспринял, если бы залетная гостья вечерком предложила ему… задержаться? Ну что тут особенного, что? В конце концов, Женя в Хабаровске дольше недели не останется. Улетит — и они забудут друг о друге. Судя по внешности, Олег не знает недостатка в дамском внимании. А судя по тому, как по-свойски хозяйничает он в квартире брата, она знакома ему, как своя. Наверняка запросто бывает на холостяцкой территории не один! В памяти возник огромный разлапистый диван. Заслуженный, много повидавший на своем веку!
Ей вдруг стало тошно. И стыдно — так стыдно, как будто она уже предложила Олегу «задержаться», а тот прямо и грубо сказал: «Извини, я бы с удовольствием, но меня дома ждут!» Или, еще хуже, согласился, но потом вдруг вскочил, глянул на часы и с воплем: «Боже мой! Да мне жена голову оторвет!» — ринулся в бегство…
— Эй! — Большая теплая ладонь стиснула голое плечо, и Женя так и подскочила. — Ты где?
Да, по части моделирования собственного беспросветного будущего Женя за последние годы сделалась настоящим мастером! Мгновенно мобилизовала внутренние резервы гордости, стыдливости и самолюбия — то есть проделала привычный, будто чистка зубов, аутотренинг.
— Ну, я… — отозвалась с максимальной глубокомысленностью, — я думала! Что-то не получается с Корнюшиным. Аделаида Пахотина пропала позавчера, то есть двадцатого августа, ориентировочно в полночь. Артур говорил с ней в двадцать три тридцать, и в это время она еще была жива. В девять утра — самолет из Москвы. Сомнительно, чтобы Корнюшин — предположим, что это он! — успел покончить с Аделаидой и добраться до Москвы. Поездов в это время нет. Самолетов — тоже. Надо, значит, ловить попутку или заранее нанимать машину. Это немалые деньги. Конечно, за пять-шесть часов можно домчаться до Москвы, но это если и правда мчаться сломя голову. Теоретически возможно, а практически…
— А практически — еще возможнее. Если предположить, что Артур не врет и по времени все обстояло так, как он сказал, то Корнюшин просто не тратил ни минуты даром. Прихватил жертву с собой и прикончил ее по дороге.
— А свидетеля — тоже прикончил?
— Какого свидетеля?
— Привет! Частника! Шофера! Или ты предполагаешь, что у него в Нижнем был сообщник, который и Аделаиду помог прикончить, и в Москву Корнюшина отвез?
— Насчет сообщника вариант хороший, однако, мне кажется, Корнюшин и сам с усам. Ведь пропала не только эта ваша Глюкиада, но и ее «Вольво». — Олег усмехнулся, взглянув на изумленное лицо Жени: — Предваряя твой вопрос, скажу, что мне об этом сообщил по телефону Грушин, разбудив среди ночи. Только он проводил тебя, как позвонил Алфеев, обнаруживший исчезновение машины. Почему-то раньше ему, придурку, в голову не пришло в гараж заглянуть! Может, если бы по горячим следам дали машину в розыск… Хотя какие там горячие следы, если увели «Вольво», грубо, в полночь, хватились вечером другого дня, а искать вообще надо в Москве.
— Да, красиво получается, только понять не могу: зачем Корнюшину столько народу убивать? Ну невозможно же, в самом деле, поверить, будто он решил принести в жертву обожаемой богине Танатос всех святотатцев, некогда издевавшихся над Смертью в том детском спектакле!
— А почему бы и нет? Люди, знаешь ли, и не так с ума сходят, а после того, что пережил Корнюшин, он вполне мог спятить очень круто. Не удивлюсь, кстати, если следующей жертвой буду я сам — за то, что валялся в гробах и проявлял великую непочтительность к загробному миру. Вот только одна загвоздка: если я все же прав и Корнюшин убийца, после гипотетической гибели Алины настанет его очередь. То есть он должен покончить с собой. Вряд ли его жертвенность окажется простерта до такой степени. И много можно будет позадавать ему интересных вопросиков на тему, почему он остается жив там, где погибают все.
— Климов тоже остался жив, — напомнила Женя.
— Если не ошибаюсь, чудом: благодаря тебе и Аделаиде. И то ему досталось. Быть может, у Корнюшина зарок: не трогать второй раз того, кого Смерть, так сказать, простила.
— Похоже, ты уже смирился с тем, что Чегодаева обречена, — неприязненно взглянула Женя.
— Совсем нет. Но ей сегодня совершенно ничто не грозит: товарищи по работе присматривают, а завтра мы ее возьмем под свое крылышко. Но если честно, меня до сих пор не оставляют сомнения. Причина смертей уж больно выспренна, психопатична и литературна. Это версия не твоя, не моя, не Грушина. Это версия Аделаиды, а мы тащимся у нее на поводу. Ну ладно. Технический перерыв. Ты хоть обратила внимание на город, по которому мы только что шли? Нет? Я так и думал. Посмотри хоть на Амур!
Да… Амур! Вот это Амур так Амур!
Женя как вцепилась в парапет набережной, так и не могла оторвать потрясенного взгляда от свинцово-коричневого разлива.
Течение — будто у горной реки, а ширина… это море! Едва различим плоский левый берег, но в стеклянном, чистом воздухе с необычайной четкостью видны очертания синих гор.
— Синие горы… — завороженно пробормотала она. — Сказка!
— Сопки, — уточнил Олег. — Это местное слово.
Да, Аделаида, помнится, говорила о сопках. Так вот это что такое! Мягкие очертания непрерывной синей волны.
— Почему же они синие?
— Загадка! — пожал плечами Олег. — В Приамурье все сопки такие. Это, наверное, объяснимо какими-то атмосферными штучками, но я точно не знаю и знать не хочу. Такого нет нигде. Тут много есть, чего нигде нет. Если захочешь, свожу тебя на рыбалку. Сейчас как раз кета идет — эх, золотая пора, вернее, серебряная!
— Почему же все-таки не золотая?
— А знаешь, как рыба в сетях кипит? Чистое серебро играет! Или просто сходим в тайгу, если интересно. Конечно, в сентябре вообще что-то неописуемое будет, но в этом году рано осенеет, еще успеешь наглядеться на истинную красоту. У вас в России такого нет. Уедешь — будет что вспомнить.
«Уедешь», значит… Да Олегу, похоже, не терпится ее спровадить! Женя стиснула зубы. Ну конечно, а ты бы хотела, чтобы он сказал: «Вдруг тебе так понравится Дальний Восток и дальневосточники, что и уезжать не захочешь!» Эх… дурость перманентная! Нет, пожалуй, не услышит Олег вечерком откровенного: «Может быть, задержишься?» Тем более что он этого и не ждет!
