Итак, у противников одновременно кончились патроны, вот почему воцарилась эта мгновенная, мимолетная, оглушительная тишина.
Женя с отвращением взглянула на окончательно одуревшую китаянку, как вдруг поняла, что Таечка ранена. Да, по руке, бессильно царапающей пол, ползет алая струйка! Значит, девушка бездумно выскочила на палубу и тотчас получила пулю.
Женя уловила какое-то движение сбоку, повернула голову — и чуть не вскрикнула, увидев, что человек, укрывшийся за стойкой, уже управился со своим пистолетом, приподнялся, готовясь к стрельбе, в то время как Олег…
И тут что-то черно, тускло блеснуло неподалеку. «Магнум» валяется на полу!
Не раздумывая, Женя метнулась из-под прикрытия люка, зацепилась за что-то, грохнулась плашмя, да так, что дыхание занялось, но успела-таки в этом безумном броске дотянуться до «Магнума» и толкнуть его вперед. Крутясь волчком, пистолет заскользил по металлическому гладкому полу вперед — к Олегу!
Выстрел, чудилось, раздался еще прежде, чем его пальцы сомкнулись на рубчатой рукояти. Из-за стойки раздался вопль — и пальба смолкла, однако насладиться тишиной никому не удалось: взревывая сиреной, на набережную вылетел полицейский фургончик, и сквозь толпу, собравшуюся напротив дебаркадера, заскользили внушительные серые фигуры.
Те двое, что лежали у сходен, вскочили было — но лишь затем, чтобы снова распластаться на палубе с заломленными за спину руками.
Олег выхватил из нагрудного кармана красные корочки и махал ими, как обходчик, пытающийся остановить несущийся на всех парах экспресс, машет своим сигнальным фонарем. «Экспресс» в лице серого огромного омоновца и впрямь несколько притормозил, однако оружия не опустил и поглядывал в корочки только одним глазом, не отрывая другого от Олега, который, бережно опустив на пол Тао Той, метнулся к Жене, вздернул ее, будто тряпичную куклу, встряхнул:
— Ты как? Ну ты как?
Она, ничего не соображая, стояла на коленях, неподвижно смотрела в его встревоженное лицо.
— Женя, Женька!
Его голос медленно проник в сознание. Женя слабо кивнула, утверждаясь в мысли, что Олег жив, не ранен, а кровь на рукаве — кровь китаянки.
Вцепилась в его плечи, прижалась, но тотчас, спохватившись, отстранилась. Олег легонько провел губами по ее лбу и шепнул:
— Застегнись, а то вон у командира глаза выскакивают.
Женя тупо уставилась на омоновца, который покраснел, но не отвернулся, потом опустила глаза — и тихо ахнула, обнаружив, что верхняя пуговица проклятущего халатика вырвана с мясом и вся грудь наружу. Запахнулась, вскочила, чувствуя, что задыхается от стыда…
Олег медленно поднялся, стал рядом, неловко коснулся ее руки:
— Да брось ты.
— Это все она! — трясясь от ненависти, сварливо пробормотала Женя, но тут взгляд упал на бледную, неподвижную Тао Той — и от нового прилива стыда она онемела.
Омоновец, растерянно переводивший взгляд с нее на Олега, пожал плечами и махнул кому-то:
— Капитан!
Приблизился невысокий крепыш с жестким, недобрым лицом. За ним спешил человек в синей робе — да, на набережной уже стояла «Скорая». Врач наклонился над китаянкой, а капитан неприветливо взглянул на Олега:
— Опять ты здесь? Какого черта?
— Поужинать пришел, — хмуро отозвался тот. — Нельзя, да? Нельзя мне и моей девушке поужинать?
— Эта, что ли, девушка твоя? — Капитан бесцеремонно уставился на Женю, которая изо всех сил пыталась стянуть полы халатика. — Ври больше. Документы? От какой фирмы работаешь?
Это уже явно адресовалось Жене.
— «Агата Кристи», — с трудом справилась она с дрожащими губами.
— Мать честная! Чего только не придумают! — покрутил головой капитан. — Неужто старушка тоже этим делом промышляла?! Кто такие, почему не знаю? Эскорт-леди или сама по себе таскаешься?
— Эй ты, Егоров, угомонись, — негромко предостерег Олег. — Придержи язык. Женя, покажи ему документы.
Женя растерянно огляделась, вспоминая, где бросила сумку.
Ясно, где! В Таечкиной каюте!
— Они внизу, — проговорила, все еще вздрагивая. — Я там переодевалась, потому что облилась водой. Если надо, принесу.
— Ладно, потом, — отмахнулся капитан, демонстративно теряя к ней интерес. — Что тут было-то — объяснит мне кто-нибудь или нет?
Подошел Саша Лю. Он стер кровь с лица, и стало видно, как распухли губы.
— Опять хулиганствуешь, Лю? — несердито спросил капитан. — Я же тебя прошлый раз как человека спрашивал: достают? И что ты ответил? Все в порядке! А теперь что скажешь?
Саша криво усмехнулся:
— Порядок нарушен! А правду говорят, будто Кабана положили?
Егоров напрягся:
— Откуда знаешь?
— Сообщили! — Саша угрюмо махнул рукой на двух громил, которые спускались по сходням, подталкиваемые в спину автоматами. — Кабан всегда тихо приходил, знал, что и я шуметь не стану, а эти… наехали, как в кино, только что стволами не махали еще на набережной. Убит, говорят, твой Кабан, теперь нам будешь платить. Я говорю: кто босс? Они: вон, в «Патроле» сидит. — Саша повернулся, оглядел набережную: — Да где там, будет он ждать! Умотал, конечно.
— Какой номер, не заметил? — насторожился Егоров.
— Нет, помню только, что «Патрол» побитый, облезлый такой. Да ты их спроси, они лучше знают, — кивнул Саша на задержанных, которые уже грузились в автобус.
— Ага, — Егоров дернул углом рта. — Спроси их! Ждите ответа! Ну, что дальше было?
Саша рассеянно потер лоб, потом, спохватившись, обернулся к врачу:
— Таечка как?
— Руку немножко задело, ерунда, — легкомысленно отозвался тот. — Нет, правда, ничего страшного, уже приходит в себя. Вон тех, — махнул в сторону раненых, — куда крепче приложило. Это вы поработали? — Он с интересом оглядел Олега.
Тот пожал плечами:
— Стреляли…
— Так, Лю, давай колись, что потом было? — нетерпеливо хлопнул в ладоши капитан.
— Я им отдал рубли — по курсу, как всегда, — зачастил Саша, — а они: ты что, гад, в лесу живешь, не знаешь, что рубль сегодня упал? Я говорю: мужики, но ведь Кабан должен был приехать 17 августа, и я приготовил по тому курсу. Они говорят: нам гони по-нынешнему. Я: завтра опять упадет — вам что, опять по другому отдавать? «И еще как отдашь», — отвечают так ласково — и в зубы мне! И опять! Я упал, Олег подскочил, хвать за руку того, кто меня ударил, завернул за спину, а вон тот, — Саша брезгливо кивнул на раненого, все еще лежащего за стойкой, — выхватил пушку и начал палить.
— Ясно-о, — со скукой кивнул Егоров. — Он первый начал, а вы со Стрельниковым только защищались… Это я уже который раз слышу. Ладно, иди с богом, — махнул на Олега. — Я теперь человек ученый, больше цапаться с тобой не буду — опять ведь генерал из воды сухим выведет! Вали отсюда, пока я добрый! И забери с собой эт-ту… — пренебрежительное движение подбородка в сторону Жени, — сестру милосердия…