В-третьих, важно было не конкурировать с западной и, так называемой, полузападной эстрадой. Тогда очень модны были песни с акцентом. Эдита Пьеха, югославская, болгарская эстрада воспринимались как иностранные, как некий фирменный знак, как лучшее. Алла должна была стать певицей, которая поет на современном русском языке и таким образом заполнить пустующую нишу.
В-четвертых, мною была придумана такая формулировка — "Театр Аллы Пугачёвой". Эти слова я написал ей в книжке в один из первых дней нашего знакомства. "Смотри, — говорю, — это главная заповедь". — "В каком смысле?" — спросила Алла. — "Каждая твоя песня должна быть маленьким спектаклем, потому что ты человек с актерскими способностями, и надо сделать спектакль с минимумом реквизита: обыгрывать платья, детали декораций, если они существуют, обыгрывать микрофон, который может быть в какой-то момент бокалом, в какой-то момент — скипетром. В этом театре на площади должен действовать закон зрелища: после клоуна выходит слон, а после слона фокусник. И лучшая подводка к исповеди — это веселая песенка".
И, наконец, последнее. "Бунт" на эстраде. Отказ от "гражданской" тематики. Была даже продумана стратегия влияния на общественное мнение, то есть точная дозировка каких-то уходов "в тень" и эффектных появлений с новым скандалом. Мы постоянно обсуждали: нужно ли какой-то слух муссировать дальше или, наоборот, лучше пригасить его.
Легко убедиться, что этот придуманный образ "работал" целых двадцать лет».
Теперь, после монолога Стефановича, обратимся к воспоминаниям других людей, близко знавших в то время Аллу.
Стефанович действительно педантично составил «план-конспект» жизни певицы. Однако он содержал куда больше пунктов, чем привел в беседе со мной Александр Борисович. И творческая часть этого плана явно уступала материальной. «Я научу тебя, как быть богатой женщиной», — любил повторять Стефанович жене. Он честно говорил, что ненавидит Советский Союз и хочет жить красиво, «как на Западе». Тем более, что выезд туда ему был закрыт: в Париже проживала его более удачливая сестра.
Скажем, один из пунктов его эпохального плана был назван «инвалидная коляска для звезды». Расшифровывалась эта мрачноватая шутка, как приобретение «мерседеса». Именно «мерседеса», даже не «Волги»! Это в 1976 году. Когда на всю Москву их было, наверное, штук пять, причем, один — у Брежнева.
Там же значились квартира и еще много бытовых радостей.
«Надо сделать так, чтобы Ротару повесилась!» — гласил жизнеутверждающий девиз Стефановича.
Нельзя сказать, что Алла стремилась к аскетизму и наслаждалась жизнью в своей Вешняковской квартирке, но работать на износ только для того, чтобы приносить в дом больше и больше денег, она тоже не была готова. Но приходилось. Кстати, потом, незадолго до развода, существенную часть этих денег Стефанович снял с пугачёвской сберкнижки, куда он предусмотрительно попросил ее вписать свое имя.
Что же касается сценического образа, то Пугачёва сама уже тогда подумывала о маленькой книжке «Секреты волшебства на эстраде». Всего этих секретов насчитывалось 367 — немного больше, чем у Стефановича. Странно, что так до сих пор ее и не написала, был бы безусловный бестселлер.
Выражение «Театр Аллы Пугачёвой» действительно придумал Стефанович. Однако можно вспомнить, что уже задолго до этого многие, в том числе Никита Богословский, называли Пугачёву «играющей певицей». Нет, свой театр она придумывала сама, Стефановичу оставались «вешалки».
Кстати, и брак со звездой Александр Борисович вовсе не скрывал, как он уверяет. Иногда доходило до курьезов, как, например, однажды в Сочи, когда Алла получила из зала записку: «Кто ваш муж?», Пугачёва ответила, что для своей публики актриса всегда должна быть свободной. Тогда Стефанович, сидевший в зале, вскочил и буквально закричал: «Нет, нет! У нее есть муж! Это я!». А потом еще долго ругался с Аллой в гостинице.
Именно Стефанович приучал Пугачёву к регулярным возлияниям. Каждый вечер он обязательно предлагал осушить «три рюмочки». Правда, он терпеть не мог табачного дыма и пытался заставить жену бросить курить. Безуспешно. Дым начинал понемногу разъедать их семейные отношения, но не он был главной причиной.
Пугачёва полностью признает заслугу второго мужа в одном — он открыл для нее гениальную поэзию.
И еще он способствовал рождению нового композитора по имени Борис Горбонос. Однако его биографию надо начинать описывать до рождения.
Глава 18
Композитор Зацепин
«Женщина, которая поет»
Мистификация с Горбоносом
Актриса года
Это случилось еще задолго до «Орфея». После концерта в каком-то Доме культуры за кулисами к Алле подошел худой человек и представился: композитор Александр Зацепин. Алла, конечно, и так сразу догадалась, кто передней. «Кавказская пленница», «Бриллиантовая рука», «Земля Санникова» — кто же не знал тогда самого легкокрылого композитора советского кинематографа?
«Один музыкант, с которым я работал, — вспоминает Александр Сергеевич, — сказал мне, чтобы я сходил и послушал некую Пугачёву. Это, по-моему, был концерт какой-то самодеятельности. Я действительно пошел. Она пела там «Посидим-поокаем» и очень мне понравилась. После концерта я с ней познакомился и чуть ли не сразу же предложил записать какую-то песню для фильма».
Алле тогда очень польстило внимание Зацепина, и она, разумеется, сразу же согласилась. Тем более что тогда, до своей «орфейской» славы часто нуждалась в финансовой поддержке. (Мама иногда спрашивала, нужны ли Аллочке деньги, но та небрежно отмахивалась: да у меня этих денег. Это было, мягко говоря, блефом. Но Алла всегда старалась сама дать родителям денег — на Кристинку.)
Надо заметить, у Зацепина уже тогда, в середине семидесятых, была своя домашняя студия — неслыханная роскошь! За музыку к картинам хорошо платили. А за музыку к успешным картинам — очень хорошо. Как ни странно, в советские времена учитывались цифры проката, и по их результатам съемочной группе платили премии. Это были тысячи. При средней зарплате интеллигента в 120 рублей — удивительные, нечеловеческие деньги.
Алла приходила к Зацепину домой, и они работали. Записывали песни к фильмам: «До свиданья, лето» для «Центрового из поднебесья», «Куда уходит детство?» для «Фантазий Веснухина». Для Пугачёвой это был очень недурной заработок. Мало кто знает, что знаменитая вещица «Волшебник-недоучка» тоже была сделана для фильма. Тогда московских мэтров заваливала заказами «растущая кинематография» азиатских республик. Их, в свою очередь, обильно финансировало государство: национальную, дескать, культуру нужно всемерно оберегать и поддерживать. На эти деньги переводились сотни километров кинопленки «Свема». Так, то ли на «Туркменфильме», то ли на «Таджикфильме» готовилась картина для детей «Отважный Ширак». Зацепин со своим неизменным соавтором поэтом Дербеневым сочинили песню мальчика, одного из героев фильма, который учился на всемогущего мага, но, как выяснилось, с пагубными для общества последствиями. Спела ее Пугачёва. Песня, в отличие от убогого фильма, стала государственным хитом:
