Например, на одном концерте в Риге Алла никак не могла расшевелить публику. (А буквально накануне скончался Ле Зуан, коммунистический лидер Вьетнама.) Понаблюдав минут пятнадцать за мрачными лицами в зале и спев «для порядка» несколько печальных песен, Пугачёва не выдержала и обратилась к публике: «Я конечно, понимаю, у вас траур — умер Ле Зуан. Но я-то жива!».
Зрители развеселились, и концерт, что называется, «пошел». Однако правительство Латвийской ССР сразу после этих слов дружно покинуло свою ложу. «А меня, — рассказывал Болдин, — на следующий же день потащили в Министерство культуры Латвии, в ЦК Латвии.». Он убедил товарищей, что не так все страшно. На самом деле большинство из них и сами были в том убеждены. Просто обязаны были соблюдать определенные ритуалы.
А, скажем, Гейдар Алиев, глава Компартии Азербайджана и член Политбюро ЦК КПСС в Пугачёвой души не чаял. Всегда встречал ее как шамаханскую царицу, ненаглядную певицу.
Если бы Пугачёва представляла реальную опасность для основ социализма, вряд ли ее шутки терпели. Время, конечно, было почти вегетарианское, но все же с кровью. Академик Сахаров — трижды Герой Соцтруда! — в это время уже был в ссылке под жестким контролем КГБ с принудительным кормлением во время голодовок.
Пугачёвой, конечно, дозволялось больше, чем другим артистам. Ведь помимо прочего на нее еще была возложена особая роль — изображать социализм с человеческим лицом. И всклокоченными волосами. Поэтому она так много гастролировала за границей.
Но и с ней бывали тяжелые ситуации. Однажды (дело было в конце 1970-х годов) кто-то из высоких чиновников прислал Пугачёвой курьера, который доставил ей письмо от поклонника из провинции. В этом факте не было бы ничего экстраординарного, если бы адрес на конверте не выглядел следующим образом: «Москва. Кремль. Алле Пугачёвой».
В тот же день у нее был концерт в Лужниках. В те времена Алла еще очень активно общалась со зрителями и даже отвечала на записки из зала. Она прочитала вслух одно из таких восторженных посланий и весело произнесла:
— Ну, это что! А мне вот сегодня пришло письмо: «В Кремль. Пугачёвой».
Зал не мог успокоиться минут десять. После концерта запыхавшуюся Аллу у дверей гримерки поджидали несколько человек в одинаковых черных костюмах. Они вежливо, но с леденящими кровь интонациями попросили ее пройти внутрь для разговора. Когда же за ней устремилась свита, один из «черных» перегородил дорогу и приказал отойти от двери.
— Значит, шутим? — почти нежно спросил некто в шляпе, когда дверь гримерки захлопнулась.
Алла сразу догадалась о причине визита этих товарищей с холодными глазами и нерешительно ответила:
— Да нет. Но мне действительно пришло такое письмо.
— И что же? Вы же не читаете вслух то, что на заборе написано?
Алла пожала плечами.
— Вам, наверное, не хотелось бы, — продолжил «шляпа», — чтобы этот сегодняшний концерт стал вашим последним выступлением в Москве?
— Но…
— Не шутите так больше.
Этих людей стоило бояться не меньше, чем маньяков.
Глава 22
Верная Люся
Домашние прозвища
Прогулка по крыше
Однажды в дверь новой квартиры позвонили. Открыл Стефанович (они еще тогда не разошлись). На пороге стояла женщина средних лет с бутылкой коньяка. Она сообщила, что ее пригласила для разговора Алла Борисовна, и добавила:
— Меня зовут Люся.
Людмила Ивановна Дороднова уже тогда была профессиональной домработницей. Она долго сопровождала по жизни певицу Тамару Миансарову, а затем Ларису Мондрус. Когда Мондрус эмигрировала в Германию, Люся, недолго думая, решила направиться к самой Пугачёвой, тем более, что ее были готовы порекомендовать.
Тут она и осталась. Приходили и уходили мужья и фавориты, а Люся все прибиралась, готовила обеды, выгуливала собак. Сама Алла Борисовна стала называть свою Люсю «легендарной».
У них очень интересные отношения. Алла могла обругать Люсю последними словами, но при этом уверяла, что всех ее мужчин выжила из дома именно она, домработница. Алла сердилась, когда Люся начинала вдруг высказывать свое мнение по разным вопросам в присутствии гостей, но при этом невольно прислушивалась к ее советам по поводу собственного внешнего облика. На самом деле их отношения более всего напоминали классический тандем хозяина и слуги. Литература подарила нам несколько вечных образцов таких диалектических союзов, когда возникают комические конфликты и летят искры. Слуга не только накрывает на стол, но резонерствует, ругается, шутит — словом, двигает сюжет. Дон Жуан и Сганарель, Хлестаков и Осип, Дживз и Вустер.
В интервью журналу «Алла» Люся разоткровенничалась:
— Знаете, какие клички у Аллы и у меня? Мы так иногда шутим. Алла меня спрашивает: "Люсь, как ты меня называешь? Старая корова?" — "Нет, — отвечаю я ей. — Это я старая корова, а вы, Алла Борисовна, старая б."».
Кстати, это была идея Пугачёвой — чтобы Люся дала откровенное интервью ее же журналу. Идея, заметим, превосходная: Люся имела возможность простодушно высказываться о коллегах и друзьях хозяйки. Ну назвала Игоря Николаева «хитрожопеньким» — какие претензии к домработнице?
Там же Люся поведала о приключениях со своей хозяйкой:
«Это было очень давно. Алла мне говорит: "Слушай, Люсь, я уже сто лет не была в метро, давай попробуем, посмотрим хоть, что там за метро". Время было уже где-то часов одиннадцать вечера, и вот мы с ней решили прокатиться. Несколько остановок проехали, народу, правда, было не очень много. Стояли мы с ней, стояли, думали — узнают, не узнают?
Посмотрела я по сторонам, оказывается, все сразу ее узнали, но поверить не могут, что Пугачёва в метро едет. Пока они раздумывали, мы и выскочили из вагона. Надо же, узнали, хотя Алла специально замоталась в какой-то шарф.
Потом однажды вечером мы с Аллой немножко выпили и решили оставить Болдина. Сами понимаете, что даже в очень хороших семьях иногда ссорятся. Время два часа ночи. Зима, снег, мы с ней идем по улице Горького пешком. Дошли до Елисеевского магазина и повернули назад, уже в нашу сторону.
Идем, вокруг пустота, никого. Вдруг одна машина останавливается: "Девушки, вас не подвезти?". Помню, Алла тогда даже пошутила: "Во, Люсь, мы с тобой так больше заработаем, чем пением!". Ну, потом ее, конечно, узнали: "Алла Борисовна, это вы или не вы?". Она говорит: "Я!" — "Да не может такого быть!" — "Ну как это не может быть, когда это я!" — говорит Алла. "Тогда дайте автограф, чтобы знать уже точно, что это вы!". Идем дальше, а по другой стороне идет Болдин и следит за нами. Как телохранитель идет и поглядывает, не выпуская нас из поля зрения. Потом увидел, что мы идем уже в сторону дома, и пошел быстрее нас вперед. А мы домой не пошли. Мы пошли дальше в противоположную сторону. Зашли в какой-то двор, ей же всегда хочется чего-нибудь такого необычного. Она говорит: "Слушай, пойдем в какой-нибудь дом и посмотрим, что творится на чердаках". Поднялись мы, залезли на какой-то чердак, посмотрели, ничего интересного там не было. Поднялись выше, на крышу, погуляли по ней и решили в следующий раз погулять по другим. Потом спустились снова на девятый, и Алла на стене написала: "Я тут была. Алла Пугачёва"».
