У Рианны большой гардероб, в котором полно костюмов для спектаклей, в которых она играла и на которых неизменно присутствовал ее дедушка: блестящие гимнастические купальники, от которых на ковре остаются золотые блестки, нефритово-зеленое платье русалки, белая многослойная балетная пачка. У нее на покрывале вышиты крохотные танцующие балерины, а рядом с кроватью стоит самая ценная из всех ее вещей – малюсенькая музыкальная шкатулка с крутящейся фигуркой танцовщицы – Рианне нравилось заводить ее каждое утро сразу после пробуждения, ее родители уже привыкли к этому ежедневному музыкальному ритуалу.
Именно по отсутствию привычной музыки, доносящейся из заведенной шкатулки, мать Рианны понимает: что-то не так. Теперь по утрам у них дома стоит тишина. Из комнаты Рианны больше не доносится знакомое тихое позвякивание, которое всегда служит им пожеланием доброго утра. Заглянув к ней в комнату, мать видит, что ее дочь устала сильнее, чем обычно, и все еще спит – дольше, чем всегда. Родители списывают это на то, что Рианна в последнее время часто просыпается по ночам и бегает в туалет. «Перестань пить так много молока перед сном», – велит ей мать. Но все же она обеспокоена. Рианна всегда была худенькой, а теперь одежда и вовсе свисает с нее мешком.
Однажды утром Рианна жалуется на боль в животе и тошноту. Дедушка остается с ней, пока родители на работе. Когда мама и папа возвращаются, оказывается, что сознание Рианны помутилось, и она их, похоже, не узнает. Все произошедшее проносится в голове ее матери. Рианне семь лет. В ее комнате пахнет средством для снятия лака. Неужели она взяла его из ванной и пролила? Возможно, она несколько раз перекрашивала ногти и надышалась испарений. Или, может, ее обижают в школе? В последнее время она, казалось, потеряла интерес к пению, актерству и танцам – ко всему, что так обожала. Она стала очень молчаливой, что странно для такой энергичной и уверенной в себе девочки. Они боятся, что никогда больше не услышат звук музыкальной шкатулки поутру.
Я вспоминаю музыкальную шкатулку собственной дочери: миниатюрную балерину, за которой она наблюдает с таким восторгом, широко раскрыв глаза, словно завороженная.
Состояние Рианны продолжает ухудшаться, теперь изменилось и ее дыхание – оно стало быстрым и поверхностным. Врачи в ОНП работают оперативно – делают записи в истории болезни и берут кровь на анализы. «У нее диабет», – сообщают они родителям. А точнее, диабетический кетоацидоз. Ее переводят в педиатрическое отделение интенсивной терапии, где мы с Тришей впервые с ней встречаемся. Триша участвует в ознакомительной программе для медсестер, она приехала с Филиппин несколько месяцев назад. Мне поручено быть ее куратором.
Я едва заметила, как перешла от роли младшей медсестры и обучения под руководством старшего персонала к выполнению обязанностей куратора и более опытного наставника. Это словно подкралось ко мне из-за спины, хотя продвижение по карьерной лестнице неизбежно влечет за собой необходимость брать на себя ответственность за студентов и за ознакомительные программы, а также за медсестер из других стран, которые приехали в Лондон после набора персонала, организованного Национальной службой здравоохранения в Индии, Европе и на Филиппинах. Курирование иностранной медсестры отличается от наставничества над сестрой-англичанкой. Большинство младших медсестер-филиппинок, с которыми мне доводилось работать, на родине работали старшими медсестрами и занимали руководящие должности, и у них, как правило, гораздо больше опыта, чем у меня самой. И все же они улыбаются, когда я рассказываю им то, что им уже давно известно. Все мы понимаем, что как медсестры, так и врачи учатся командной работе вовсе не в учебной аудитории, а на практике. Как очень точно сформулировал Кант, «без сомнения, всякое наше познание начинается с опыта»
[21].
– У меня на родине диабет стал встречаться так часто, – рассказывает мне Триша.
– Он везде стал встречаться чаще, – отвечаю я. – По крайней мере, диабет второго типа.
Диабет был открыт в середине XVI века до н. э., когда древние целители заметили, что моча пациентов, страдавших истощением и часто справлявших нужду, привлекала муравьев. По имеющимся оценкам, в одном лишь Соединенном Королевстве этот диагноз поставлен 3,9 миллиона человек, и число больных растет с пугающей скоростью. В области лечения диабета второго типа есть интересные разработки, включающие в себя использование яда гигантской ящерицы. В 2005 году было дано добро на разработку лекарства под названием «эксенатид». Это синтетическое вещество, хотя получают его из компонента слюны аризонского ядозуба. У Рианны, однако, более редкий и куда более опасный диабет первого типа.
Родители Рианны не находят себе места:
– Проглядели. Как же мы проглядели? Она пила так много молока. Все время хотела пить. И много ела. Но при этом теряла вес.
– В этом нет вашей вины, – раз за разом твержу я им. – Это случилось не из-за вас.
Рианна – единственная пациентка, за которой мне поручено ухаживать. Обычно в педиатрическом отделении интенсивной терапии на одну медсестру приходится один больной. Рианне необходимы разные виды лечения: введение инсулина, инфузионная терапия, коррекция калиемии (введение калия) и тщательное наблюдение, поскольку даже несвоевременное оказание помощи может привести к опасным для жизни последствиям.
Дедушка Рианны ничего не говорит, но его глаза полны боли и вины. Он то и дело качает головой и наблюдает за ускоренным дыханием внучки.
– Мы очень внимательно следим за ее состоянием, за всеми показателями и анализами. Проверяем состав крови. Она так дышит, потому что ее организм пытается избавиться от углекислого газа – это хороший знак, она борется.
Если у ребенка с кетоацидозом начинается декомпенсация, то есть его организм, исчерпав ресурсы, более не в состоянии выполнять свои функции, удерживая в норме кровяное давление и прочие показатели, значит, он перестал бороться, и его шансы выжить стали значительно меньше. Компенсаторные процессы в организме Рианны продолжаются. И хотя ее дедушке тяжело на это смотреть, я испытываю облегчение, видя, как быстро она дышит. Я еще никогда не видела такого низкого pH крови. Кислотно-щелочной баланс – это нечто невероятное. Когда в организме становится слишком много кислоты или щелочи и мы находимся на грани смерти, наше тело запускает компенсаторные механизмы, чтобы это исправить: срабатывает воля к жизни. Если уровень кислоты слишком высок, организм начинает секретировать ионы водорода, чтобы ее нейтрализовать, словно вытирая и впитывая пролитую жидкость с помощью губки
[22]. Определить, насколько тяжело болен пациент, можно в первую очередь посмотрев, сколько таких губок производит его организм и насколько хорошо (или плохо) они функционируют на клеточном уровне – это называется гомеостазом. Человек – невероятно хрупкое существо. Крайне важно, чтобы кислотно-щелочной баланс оставался в определенных, чрезвычайно узких рамках: к примеру, кислотность должна быть в пределах 7,35–7,46. Водородный показатель на уровне 6,8 считается несовместимым с жизнью. В конце концов организм перестает производить губки, и начинается декомпенсация. Любая борьба имеет свои границы.
