– Выше голову! – шепнул ей Эндрю, и Джинни кивнула, борясь с приступом робости.
Молодой священник повел их наверх, в кабинет монсеньора Каваретти; в этом красиво оформленном помещении их ждали сразу трое церковников. Над письменным столом висел портрет Папы, на стенах – фотографии епископов и кардиналов. Как только посетители вошли, навстречу Эндрю с улыбкой шагнул маленький кругленький человек в сутане. Монсеньор Каваретти прослужил священником почти полвека, но, судя по живости взгляда, был еще вполне молод душой.
– Рад тебя видеть, Эндрю! – Он с неподдельной радостью на лице похлопал Эндрю по плечу. – Когда ты к нам вернешься? В этом вопросе нам необходимо сотрудничать. – Последнее было сказано уже серьезно. В Риме, в последние два года работы Эндрю в Ватикане, у них было много совместных проектов, и пожилой церковник высоко ценил способности Эндрю. Он всегда называл его одним из лучших юристов Ватикана, которому светит кардинальская шапка. Он испытал сильное разочарование, узнав о просьбе Эндрю освободить его от обетов, хотя не удивился. Эндрю всегда проявлял независимость и вольнодумство, нередко выбирал законность в ущерб интересам Церкви, обладал пытливым, даже циничным умом. Он никогда не довольствовался ни видимостью, ни тем, что ему пытались внушить. Ему нужно было самому поверить в правоту дела, в соответствие его собственным принципам, в противном случае у него опускались руки. Это превращало его в опасного оппонента; то же самое грозило произойти и сейчас. Монсеньор оценивал Эндрю по достоинству, как и тот его.
В Риме монсеньор относился к Эндрю, как к сыну, учил его таинствам ватиканской политики, часто они допоздна засиживались вдвоем за вином в папской канцелярии. В то время у Эндрю уже появились сомнения в пасторском призвании, он сомневался, что встал на верный путь. Причины сложения им сана делали его сейчас еще опаснее, о чем монсеньор был прекрасно осведомлен. Эндрю был идеалистом, и такие дела были его святым крестовым походом, тогда как для монсеньора они были частью его работы для Церкви. Эндрю требовал от всякого священника, в том числе и от самого себя, совершенства, а монсеньор Каваретти знал о слабостях духовных лиц и людей вообще.
– Рано или поздно ты вернешься, – предрек он с такой уверенностью, что Джинни, вздрогнув, задумалась, не окажется ли он прав.
– Пока что до этого не дошло, – отшутился Эндрю. – За дело! – Он представил монсеньору Джинни, и тот пожал ей руку.
Монсеньор Каваретти познакомил посетителей с двумя своими коллегами. Эндрю объяснил, что Джинни переходит в статус законной опекунши Блу, живущего в ее доме. Кругленький монсеньор предложил им сесть на диван, рядом с которым стояли удобные кресла и низкий столик. Монсеньор хотел неформальной обстановки на их первой беседе, так ему легче было уговаривать Джинни и Эндрю отказаться от иска. Полиция еще не предъявляла Теду Грэму официальных обвинений, поэтому было самое время переубедить их, иначе в священника вцепилась бы пресса. Пока зло не было причинено, оставалось еще две-три спокойные недели, прежде чем дело попадет к большому жюри присяжных.
Монсеньор Каваретти разглядывал Джинни, определяя, с кем имеет дело. На ней был строгий брючный костюм из черного льна, никаких украшений, не считая обручального кольца. Его удивило, что она замужем: ему докладывали, что она делит кров только с мальчиком, бывшим бездомным. Почему он стал ей так важен? Монсеньор знал, что она – бывший телерепортер; она и Эндрю представляли собой опасное сочетание: она привыкла докапываться до сути, он был пламенным борцом за правое дело. Такая парочка могла разить насмерть. Учитывая это, Каваретти проявлял чрезвычайную осторожность.
– Итак, приступим. – Монсеньор Каваретти улыбнулся им обоим. Молодой священник, его помощник, предложил всем кофе, чай, холодные напитки, но получил отказ. – Как нам быть с этой злосчастной историей? – Монсеньор с момента их появления взял ситуацию в свои руки, вспомнив вместе с Эндрю Рим, позволяя себе шутки, восхваляя бывшего священника. – На кону будущее молодого священнослужителя не только в Церкви, но и в глазах мирян. Это дело, без сомнения, погубит его карьеру, его веру в себя, если он предстанет перед судом или, того хуже, сядет в тюрьму.
Джинни не верила своим ушам, тем не менее они с Эндрю пока что помалкивали.
– Кроме того, мы, наша сторона, не можем оставить без внимания влияние таких обвинений на Церковь. Они – подложенная под нас бомба. Мы также должны чтить закон. Речь идет о людях, а не только о Церкви, о наших прихожанах. – Говоря это, он выглядел очень благостно. – Отец Тедди Грэм снискал большую любовь и в прежнем, и в нынешнем приходах.
– Поэтому вы перевели его в Чикаго, вместо того чтобы разобраться здесь? – тихо спросил Эндрю. Это была первая стрела из их лука, и по взгляду старого церковника было ясно, что она попала в цель. Но Каваретти был слишком умен, чтобы реплика Эндрю удивила его; он отлично знал оппонента и был готов к ответному выстрелу.
– Пришло время перевести его в другой приход. Ты знаешь об этом, Эндрю. Мы не хотим, чтобы наши святые отцы слишком привыкали к месту служения, утрачивали объективность и перспективу. В Чикаго вовремя возникла вакансия, он был там очень нужен. Повсюду, где он служит, он пользуется большой любовью и проявляет качества образцового пастыря.
– Не потому ли «вовремя», что кто-то стал жаловаться – например, родители алтарного служки, поверившие сыну?
Оба знали, что такое бывает нечасто. Родители чаще верили своему священнику, чем сыновьям, так они привыкли, так уважали Церковь, не важно, что это уважение часто оказывалось необоснованным. Эндрю разбирался в таких вещах и каждый раз верил ребенку. Он еще ни разу не сталкивался с делом, где ребенок соврал бы, врал неизменно растленный священник, и Каваретти прекрасно это знал. – Или кто-то из других священников увидел нечто, встревожившее вас? Ведь все его прихожане в Нью-Йорке души в нем не чаяли, он был их обожаемым пастырем. Зачем же переводить такого в Чикаго?
– Месяц назад скоропостижно скончался священник церкви Святой Анны, на тот момент там больше никого не было. – Хитрый старый священник легко выдержал взгляд Эндрю. Церковь приготовила понятное объяснение перевода отца Тедди. – Перевод совершенно оправдан.
– Хотелось бы мне в это поверить! – саркастически, с вызовом проговорил Эндрю. – Замена есть всегда, ею не должен служить любимый в своем приходе священник, справляющийся со своими обязанностями. Что любопытно, набралось уже пятнадцать случаев, не считая дела Блу, в обеих церквях, Святого Франциска и Святой Анны. По-моему, монсеньор, у вас серьезная проблема, и вам об этом хорошо известно.
Эндрю говорил почтительно, но уверенно. Лицо Каваретти осталось непроницаемым. Другие двое до сих пор помалкивали; Эндрю знал, что им было предписано такое поведение. Он полагал, что говорить будет один Каваретти. Он был здесь старшим и хорошо знал Эндрю, что было его преимуществом.
Джинни была заворожена тем, что слышала, как и манерой обоих спорщиков, Эндрю и монсеньора, ведших изящный фехтовальный поединок. Это смахивало на танец, определить, кто одержит победу, было совершенно невозможно. Заботясь о Блу, Джинни желала выигрыша Эндрю. Но монсеньор тоже был не промах и не собирался отступать.
