— Ты же сказала, что скифская девушка превосходит их.
— Ты потеряешь и ее, если Кир завоюет Вавилон, мой повелитель. И тогда Кир будет обнимать ее плечи и стан. Кир будет упиваться ароматом ее тела, пахнущего кедром. Кир будет любоваться ее улыбкой. Кира будет ласкать ее руки в долгие лунные ночи. Кира…
— Довольно! — оборвал он ее, задетый за живое.
— Теперь ты знаешь, как необходима тебе армия!
— И я буду ее иметь! Под водительством царя царей, властелина Халдейского царства, она сметет Кира и Персию. Я не люблю мудрствующих женщин, но ты подала мне верный совет.
Тут же, словно не думая уже ни о чем другом, кроме заседания, он хлопнул в ладоши и велел одевать его.
Когда он опустил Телкизу, она подобрала правой рукой край роскошного платья и отвесила ему низкий поклон.
— Живи вечно, Валтасар, и помни о своей Телкизе, которая счастлива, когда видит тебя.
— Да хранят тебя боги, Телкиза.
Он простился с ней, окончательно умиротворенный.
Телкиза скользнула за занавес, снова подобная грациозной белой змейке.
Советники ждали ее за дверями и, когда она проходила мимо, низко и почтительно кланялись ей в знак благодарности — с лицемерной благодарностью и издевательским почтением. Они были посвящены в тайны ее запутанных отношений с Набусардаром и утвердились в мнении, что вечно ищущая новых любовных услад, ненасытная тигрица Вавилона сама ни к кому не питает настоящей любви. Им казалось, что она не требует и не ждет от жизни ничего, кроме наслаждений.
Они ошибались.
Телкиза шла в сопровождении телохранителя через анфиладу огромных покоев огромного дворца, озаряя их так хорошо знакомой всем улыбкой. Но в душе все это время с затаенной горечью глухо звучала извечная обида: «Я должна была стать царицей, царицей Халдейской державы».
* * *
Когда из дворца посылали за Набусардаром, его не нашли ни дома, ни в зимней резиденции царя, потому что по дороге его задержала непредвиденная встреча.
Воин по натуре, Набусардар повсюду ездил только верхом и даже для визита в царский дворец не пользовался паланкином. И на совещание он отправился верхом. Он ехал по улицам Вавилона, и при свете звезд уже издалека была заметна золотая уздечка его скакуна, украшенная топазами. Парадную сбрую его коня знал каждый житель Вавилона.
На голове у Набусардара на этот раз красовался шлем с султаном из перьев; он надевал его в особо торжественных случаях. На нем были белый хитон и пурпурный пояс, богато расшитый золотом. Через плечо перекинут алый плащ, усыпанный золотом, словно звездами.
По улицам Вавилона он ехал в сопровождении телохранителя и четверых воинов.
Они уж поравнялись с воротами Иштар, на которых месяц освещал отливавшие голубизной изображения священных быков, как неожиданно на пути Набусардара появился человек, с головой закутанный в мантию жреца. Он выступил из-за колонны, заканчивающейся шестом с обвитой вокруг него железной змеей — знак Миниба, бога силы, здоровья и целебных средств, символы которого были расставлены по всем улицам Вавилона.
Человек внезапно очутился у самой морды коня, солдаты выхватили мечи и хотели оттолкнуть его от Набусардара.
Но жрец опередил их, вполголоса сказав полководцу:
— Выслушай меня, Непобедимый, у меня есть для тебя важное сообщение.
— Кто ты? — спросил Набусардар, в то время как воины стояли со скошенными мечами между ним и незнакомцем.
— Я — халдей телом и душой.
— Твое имя?
— Не гневайся, если я не открою тебе своего имени. Пусть тебе будет порукой то, что у меня нет ни меча ни злых умыслов. Пусть твоя светлость выслушает меня, хоть ты не знаешь моего имени.
— Жди меня здесь после совещания. — приказал Набусардар.
— Тогда будет поздно, досточтимый, мне важно, чтобы ты узнал все сейчас.
Жрец так подчеркнуто произнес это «сейчас», что Набусардар согласился выслушать его. Он велел солдатам осмотреть ближайшие декоративные кусты и деревья, и они вместе с жрецом укрылись в их тени. Телохранитель и солдаты остановились поодаль, чтобы не мешать их беседе, но прийти на помощь Набусардару, если понадобится.
Едва они очутились в зарослях кустарника, жрец сказал:
— Теперь я могу открыть тебе, кто я. Я Улу, жрец Эсагилы и первый советник верховного жреца.
Набусардар невольно отпрянул и недоверчиво взглянул на закутанного с ног до головы жреца.
— Я Улу, — повторил тот и слегка приоткрыл лицо, так что теперь его было хорошо видно при свете луны.
— Что привело тебя ко мне?
— Та же любовь, которая таится и в твоем сердце, и та же ненависть к персам, которая заставляет тебя готовиться к войне с ними.
— Если ты вздумал провести меня, я уложу тебя тут же на месте, жрец Улу, — предостерегающе сказал Набусардар.
— Лучшим доказательством тебе будет то, что я скажу, иных у меня нет.
— Говори, — приказал полководец.
— Ты быстр, как орел, и силен, как лев, господин, но есть вещи, которые остались бы навеки скрыты от твоего взора, если бы великие боги своей властью не сталкивали замыслы людей.
— Говори короче, мне некогда слушать долгие речи.
— От тебя, конечно, скрыли, Непобедимый, что Сан-Урри жив и прячется в Эсагиле. Украденный план Мидийской стены он отдал верховному жрецу. Не исключено, что Эсагила передаст его персам.
Набусардара словно ударили мечом по голове. Жрец заметил, как ошеломило Набусардара его сообщение, и умолк.
— Говори дальше, Улу, — приказал полководец, до боли стиснув руки.
— Одно мне не ясно:, как может Эсагила передать план именно персам?
— Она заключила с ними договор, господин, — шепотом сказал Улу, оглядевшись вокруг.
— Какой может быть договор у Эсагилы с персами? Улу снова сторожко огляделся и потом подробно рассказал Набусардару о визите жрецов Ормузда из Экбатаны и о тайном соглашении, копию с которого он снял в подземном святилище Мардука. Набусардар даже заскрежетал зубами, когда услышал от Улу, что священнослужители Эсагилы встали на сторону Кира и обещали ему выдать Вавилон, если он оставит в неприкосновенности Храмовый Город.
— Предатели! — Тяжким камнем сорвалось это слово с языка Набусардара.
— Да, предатели, господин, — убежденно сказал Улу, — подлые предатели, которых алчность довела до того, что они торгуют жизнью людей, продают за золото народ, продают государство, продают родину.
— Ты один из них, как же ты можешь говорить так? Ты знаешь, что тебя за это ждет смерть!
