В какой-то степени она напомнила мне немецкую девицу, с которой я познакомился в университете Аль-Кудс. Та помогала палестинцам, потому что "влюбилась в еврейский народ".
Как бы то ни было, четыре дня жизни в неделю наших милых белых это не семь дней. Делают ли они что-то еще со своим драгоценным временем, когда не нажимают на свои кликеры?
Да, делают. Когда они не стоят здесь на страже, они едут в арабские деревни и раздают визитные карточки со словами: "Если у вас есть проблемы с израильтянами, пожалуйста, звоните нам”.
Ого.
Я бы провел весь день с этими ребятишками, но прибывает Лина, "бедуинка", и я вынужден с ними попрощаться.
"Бедуинка" и "немец" отправляются в Mövenpick.
Мы добираемся туда вовремя на завтрак. Я не голоден, но все-таки беру себе пирожное и кофе. Кофе отличный. Я не могу дождаться начала праздника!
* * *
Мой добрый друг Джибриль Раджуб здесь. Мы обнимаемся. Мне он очень нравится. Я снова повторяю ему то, что говорил ему прежде:
— Вам следовало бы быть палестинским президентом!
— Если бы я хотел, — говорит он, — я бы им был. Но я не хочу. Я выбрал президентом Абу Мазена. Мне достаточно роли кингмейкера.
Этот Джибриль — любопытный парень, и в меня медленно проникает мысль, что он, возможно, почти такой же хороший агент, как и я. Оглядевшись вокруг, я замечаю, что гости в этом Mövenpick, по крайней мере сегодня, не похожи на обычных постояльцев отеля. Я ищу людей с чемоданами и картами, обычными признаками туристов, но не вижу ни одного. Этот Mövenpick, регистрирую я в своей голове, может быть штаб-квартира Джибриля. Все здесь ходящие, весьма забавно, так или иначе связаны с "Абу Рами" (это второе имя Джибриля Раджуба).
Я иду взять себе диетическую колу. Человек за стойкой спрашивает номер моей комнаты, и я отвечаю: "Джибриль Раджуб". Человек стремглав бежит за моей кока-колой, как-будто "Джибриль Раджуб" — номер комнаты-люкс.
Мне бы хотелось разнюхать что-нибудь еще об этом отеле-штаб-квартире, но Лина говорит, что мы уже покидаем отель и отправляемся в Иерихон. Иерихон? Что ж, почему бы и нет? Может быть я наконец увижу Рагав. Блудница лучше, чем сто кока-кол.
Минутой позже Лина сообщает, что мы едем в Ниилин, а не Иерихон. Бог его знает, где это, но я надеюсь, что у них там тоже есть Mövenpick или блудница.
Мы оставляем Mövenpick, и Лина говорит, что автобусы уже ждут нас.
Автобусы? Зачем мне автобус, я могу поместиться и в машине.
Ну, времени для вопросов у нас нет. На стоянке отеля я вижу несколько автобусов, каждый упакован людьми. Я заговариваю с некоторыми и обнаруживаю, что, оказывается, Джибриль, пригласил ряд иностранцев от имени своего олимпийского спортивного комитета, чтобы красиво провести время в шикарных палестинских отелях. Я смотрю, у него немалый бюджет.
Кто все эти люди, с которыми я собираюсь отмечать палестинский День Независимости? Вот, например, получивший немецкое образование африканец из Танзании, говорящий на хорошем немецком. Он футболист? Не совсем. Он работает в министерстве иностранных дел Танзании. А вот парень из Южной Африки. Каким видом спорта он занимается? Ага, его отец — дипломат. Рядом с ними дама из Мексики, ее вид спорта — член левой партии на своей родине.
И многие-многие другие всегда мной подозреваемые европейцы. Ни один из них здесь не спортсмен, ну и что из этого?
Мы с Линой садимся в один из автобусов, и начинается выдвижение, автобус за автобусом.
— Абу Али, — говорит Лина примерно через десять минут езды, — мы не едем в Ниилин, мы едем в Билиин.
Билиин. Это ведь тот самый Билиин из фильма Йоава с Джонатаном Шапира и слезоточивым газом? Место, показанное в фильме "5 сломанных камер"? Фотография этого места с Ури Авнери проецировалась на большой экран в день его рождения?
Да, это оно.
После просмотра фильма Йоава я хотел увидеть "Билиинские протесты", еженедельные демонстрации против разделительного забора в Билиине. Тогда я искал информацию о них и как туда можно добраться, а затем нашел статью в New York Times от июня 2011 года, сообщавшую, что армия сдвинула забор от его первоначального местоположения и еженедельные демонстрации прекратились.
— Что будет в Билиине? — спрашиваю я Лину.
— Акция протеста.
— Акция протеста? Разве мы не едем на празднование Дня Независимости?
Мне требуется несколько секунд, чтобы, наконец, понять. Это и есть празднование. Быть может, в "Нью-Йорк Таймс" решили, что демонстрации в Билиине закончены более двух лет назад, но присутствующие демонстранты, очевидно, не читают "Нью-Йорк Таймс".
Настроение в моем автобусе действительно праздничное. Палестинский участник, присоединившийся к нам, спрашивает, откуда я.
— Я Абу Али из Германии, — отвечаю я, и как обычно, он сразу в меня влюбляется.
— Гитлер должен был научить нас, что надо делать с евреями и какими основательными следует быть, — страстно говорит он.
Я привык к упоминаниям Гитлера каждый раз, когда сообщаю палестинцу, что я немец, но это новый вариант, соединяющий Гитлера и Германию.
Пейзажи, открывающиеся перед нами, пока мы едем, захватывают дух: перемежающиеся холмы и дороги, чудесные белокаменные дома впечатляющей архитектуры, окруженные зеленовато-коричневыми оливковыми деревьями. Какое богатство земли, какая красота гор, какая роскошь песков. Мне бы хотелось, чтобы эта поездка никогда не кончалась, но когда каждому из нас выдается палестинский флаг, я понимаю, что конец близок. Зачем флаги? Мы должны идти с флагами Палестины по бесплодным холмам Билиина, чтобы всем было видно.
Я никогда не ходил с флагом ни одной страны, но надо когда-то начинать.
* * *
Автобусы останавливаются, и мы вылезаем. В Билиин прибывают еще автомобили и автобусы, из которых тоже спешиваются пассажиры. Среди них много белых: "ветераны войны" из США, французские, ирландские и, конечно же, норвежские и немецкие ангелы из НПО. Да благословит Бог Запад. Некоторые белые одеты в дорогую одежду от Hermes с палестинской добавкой, допустим, куфией, которую они носят с особой любовью.
Доживу ли я когда-нибудь до того, чтобы европейские правозащитники с гордостью носили хасидскую одежду? Было бы здорово увидеть норвежского активиста в штреймель и с цицис или немецкого активиста в специальной форме "золотых избранников" из Меа Шерим. Думаю, я раньше прокачусь на аль-Бураке, прежде чем взгляну на европейских активистов в штреймель.
Медленно но верно шоу принимает определенную форму, и разнообразные актеры занимают позиции. Прежде всего, представители новостных каналов, журналисты европейских и арабских СМИ. Доставляются большие камеры, микрофончики и прочее оборудование, и все это занимает свое положение на "сцене". Одним из СМИ, легко мною распознаваемым, является британское Sky News. Раньше я полагал, что новости следуют за событиями, но теперь вижу, что все наоборот. Как я понимаю, журналисты на самом деле являются главными игроками, и только после того, как они заняли свою позицию, наступает очередь остальных. Забавно, термин "Сделано для телевидения" приобретает новый смысл.
