Эд возился с радиоантенной через защитную решетку. Он бросил недоуменный взгляд в ее сторону, и Дарби понимала почему. Она вышла из здания двадцать минут назад – а теперь вернулась обратно через уборные.
Позади него Сэнди дремала на скамейке, подобрав ноги, с книжкой, прикрывающей лицо.
– Нашли сотовый сигнал? – спросил Эд.
Дарби не ответила. Она смотрела вперед, мимо «Эспрессо-Пик», на входную дверь. Туда, где стоял Эшли, своими широкими плечами блокируя ей выход. Он уставился на нее. Вздрагивающий, нервный астматик, с которым она разговаривала всего лишь с час назад, пропал, словно сбросил маску. Этот новый Эшли был безмолвный и твердый, с глубокими, внимательными глазами. Он осмотрел ее сверху донизу – снег на ее коленях, щеки, пылающие румянцем, липкая от пота кожа, ключи от «Хонды», зажатые в кулаке, – и затем взглянул на стол в центре комнаты, будто приказывал ей занять за ним место.
Дарби смотрела на него, стиснув зубы и пытаясь казаться бесстрашной. Дерзкой. Как мужественный герой, окруженный силами зла.
Вместо этого она чуть не заплакала.
Она была уверена теперь – она умрет сегодня ночью.
– Хэй. – Эд вклинился между ними, явно напрягаясь, чтобы вспомнить ее имя. – Э-э, с вами всё в порядке, Дара?
«Ради всего святого, только Дарби».
Дарби сглотнула, ее голос напоминал мышиный писк.
– Я в порядке.
Она не была в порядке. Она чувствовала рыдания, запертые в своей груди, содрогающиеся спазмы, готовые вырваться наружу. Ее позвоночник болел в том месте, которым она приземлилась на унитаз.
Дарби хотела прыгнуть вперед, схватить Эда за плечи и закричать этому милому старому ветеринару и его спящей кузине: «Бегите! Ради Бога, бегите прямо сейчас!»
Но куда?
Эшли снова кивнул на стол, настойчивее.
На ее стул.
Она заметила коричневый предмет, аккуратно положенный на середину ее стула, и узнала свою коричневую салфетку. Ту же салфетку, которую они использовали раньше, когда она думала, что Эшли союзник.
Дарби подошла к стулу, взяла салфетку и села. По-прежнему наблюдавший за ней Эшли скривил губы в самодовольной усмешке, незаметной для Эда и Сэнди.
Она развернула салфетку онемевшими, неуклюжими пальцами.
«ЕСЛИ ТЫ СКАЖЕШЬ ИМ, Я УБЬЮ ИХ ОБОИХ».
00:09
Эшли подошел к столу и уселся прямо напротив нее.
Он пересек комнату молча и сидел теперь, положив обе ладони плашмя на столешницу. Его руки были большими и мозолистыми.
Дарби снова свернула салфетку и убрала ее на колени.
Радио потрескивало.
– Меня утомила игра в «Рыбу», – сказал Эшли сухо. – Как насчет чего-нибудь еще?
Она промолчала.
– Как насчет… – он задумался. – О! Как насчет «Войны»?
Дарби взглянула поверх него на Эда и Сэнди.
Эшли щелкнул пальцами.
– Эй! Я здесь, Дарбо. Не беспокойся о правилах. «Война» – несложная штука. Даже проще, чем «Рыбалка». Мы просто делим колоду надвое, видишь, и переворачиваем карты картинками вверх, одну за другой, и смотрим, у кого старшая карта. Игрок со старшей картой берет обе и добавляет их в свою колоду. Потому что всякая война, понимаешь ли, состоит из множества мелких сражений. Каждая битва в свое время.
Он ухмыльнулся, довольный собой, и ловко перетасовал карты перед ней. А затем свернул их обратно с резким треском.
– Победитель получает полную колоду в конце. – Эшли посмотрел ей в глаза. – А проигравшая… сторона? Ну, она остается ни с чем.
Позади нее Эд качал помпу кофейника с надписью «Кофий», чтобы наполнить свою чашку, и это было похоже на хрипы утопающего. Словно чьи-то клокочущие легкие, испускающие пузыри воздуха под водой. Что-то в этом звуке заставляло ее лопатки подрагивать.
– Плохие новости, друзья. – Эд загремел защитной решеткой. – Кофе закончился.
Эшли вытаращил глаза в фальшивом ужасе.
– Что? Больше нет кофеина?
– Боюсь, что так.
– Ну, я думаю, теперь мы все начнем убивать друг друга.
Эшли перетасовал карты в последний раз. До Дарби доходило, медленно, но верно, что эти грязные игральные карты, вероятно, не принадлежали к имуществу зоны отдыха Ванапани. Стенд с брошюрами был надежно прикручен, радио и кофе тоже находились за защитной решеткой. Неужели они оставили бы колоду без присмотра, не приковав ее цепью? Эшли сам принес эти карты. Потому что он был игривой разновидностью зла, увлеченной играми и трюками. Ловкость рук, сюрпризы и отвод глаз.
«Я волшебник, Ларс, о мой брат».
Все улики были здесь. На виду. Дарби просто не видела их.
– Тебе нужно немного отдохнуть, – сказал ей Эшли. – Ты выглядишь уставшей.
Ее горло было словно из сухой бумаги.
– Я в порядке.
– Да ну?
– Да.
– Нет покоя для нечестивых. – Он ухмыльнулся. – Верно?
– Что-то вроде того.
– Сколько ты спала прошлой ночью?
– Достаточно.
– Достаточно, ага? Это сколько?
– Я… – Ее голос дрогнул. – Час, два…
– О, нет, этого недостаточно. – Эшли наклонился вперед, скрипнув своим стулом, и разделил карты между ними. Она удивлялась; его пальцы были так пугающе быстры.
– Люди так устроены, что им необходимо спать от шести до девяти часов в сутки, – сказал он ей. – Я предпочитаю твердые восемь часов сна каждую ночь. Это не рекомендация, дорогая, это биология. Видишь ли, меньшее количество разрушает твою мозговую функцию. Это всё – твои рефлексы, твоя эмоциональная стабильность, твоя память. Даже твой интеллект.
– Тогда мы будем играть на равных, – заметила Дарби.
Эд усмехнулся, возвращаясь на свое место:
– Надерите ему задницу, мисс. Порадуйте меня.
Но она не взяла свои карты. Как и Эшли. Они спокойно рассматривали друг друга через стол, пока ветер рычал снаружи. Один порыв пронесся сквозь разбитое окно в мужском туалете, хлопнув дверью.
Температура в комнате падала, но пока никто этого не заметил.
– К счастью для тебя, – сказал Эшли, – карточная игра «Война» полностью построена на удаче. В отличие от настоящей войны, видишь ли.
Дарби изучала его глаза. Они были безбрежные, изумрудно-зеленые, испещренные янтарными пятнышками. Она искала в них что-то узнаваемое, что-то имеющее отношение к человеческому – страх, осторожность, самосознание, – но ничего не находила.
Глазные яблоки на стебельках. Дарби увидела их случайно, вернувшись в галерею искусств в октябре. Она забыла имя художника, но он был там, смешавшись с толпой, потягивая мексиканское пиво, радостно объясняя, что он включил подлинные фотографии вскрытия в свои работы. Для Дарби форма глазных нервов человека выглядела беспокояще насекомовидной, словно усики на садовом слизне. Нечто, от чего по коже поползли мурашки.
