Ответ на него был отрицательным: Саша закинул ППД за спину и сказал гитлеровцу: «Du bist gekommen, um uns zu töten. Und jetzt stirbst du, vie ein Hund!» Истошное «Ne-e-e-ein!» было прервано мощным ударом сапога в голову лежащего. Шейные позвонки были сразу же сломаны, захватчик умер мгновенно. Сплюнув от переполнявшей его ненависти, красноармеец Полухин вынул документы из его мундира: новопреставленный оказался простым стрелком из Мюнхена, не дослужившимся даже до звания обершютце. Затем Саша заглянул вовнутрь сооружения, где перед ним открылась картина весьма качественно проделанной им боевой работы.
Внутри в разных позах лежало четверо изуродованных трупов в порванной форме в разной степени комплектности, а ещё один безголовый мертвец сидел за столиком с искорёженной радиостанцией. Внутри воняло жжёной плотью с тлетворным душком начавшегося разложения напополам с запахом взорвавшегося тротила. Пара наклонившихся брёвен с крыши мешала ей осесть полностью, пулемёт с перерубленным осколком стволом нашёлся отброшенным к стенке. Небольшой склад боевых и прочих припасов рядом со спальными нарами был разбросан по полу и заляпан кровью. Мясо из большой вскрытой осколком консервной банки смешалось с оторванной кистью кого-то из гитлеровцев. Саша испытал один из самых страшных позывов к рвоте за всю свою жизнь, но справился: «Так вам, сволочи, и надо!»
Внезапно раздался голос Родиона: «Ну, Саш, ты и мясорубщик! Фарш с отбивной у тебя знатно получаются! Даже не думал, что кто-то из городских нашего Тимошку с колхозной скотобойни так превзойти сможет!» Если на месте гибели однополчан Самойлов-старший был потрясён до глубины души, то здесь он просто констатировал факт: ему в мирное время не раз доводилось отправлять на забой старых или увечных лошадей, а за эти дни гитлеровцы в его понимании стали хуже скотины. Последняя ещё заслуживала жалости, эти же — нет!
Артистическая же натура Ильи взбунтовалась ещё при виде военно-полевого трибунала, где прокурором, судьёй и исполнителем приговора выступил красноармеец Полухин. В отличие от старшего брата, он был избавлен даже от такой обыденной при жизни в деревне вещи, как забой домашнего скота и птицы, а потому был очень чувствителен в этом отношении. Логической стороной своего сознания он отдавал себе же отчёт, что по сравнению с замученным на дороге советским капитаном эти немцы умерли почти что мгновенно и безболезненно. Но Илья никак не мог принять всю суровую необходимость войны со всеми её проявлениями. В его душе лучше бы эти гитлеровцы как-нибудь сами ликвидировались, без таких грубых действий и слов со стороны его товарищей. Или, по крайней мере, чтобы он лично подобных сцен не видел. Илью снова бросило в слёзы, но старший брат довольно жёстко его одёрнул:
— Илюх, а ты всегда так будешь? Тебе из девок на селе кто больше нравится?
Столь резкая смена темы, как ни странно, повлияла на ситуацию в положительном ключе:
— Лиза!
— Ну вот, придёшь ты к ней с войны, женишься, а курям для обеда голову отвинчивать и собак паршивых со двора кто гонять будет? Козлов? Он ведь сможет! И Лизе твоей придётся смириться, что её муж — тряпка и размазня!
— Не-е-е-т! Я не тряпка!
— Тогда пошли! Ещё много дел впереди! Возьми вот лучше свою гармонь и давай: «От тайги до британских морей Красная армия всех сильней!» Или ты только 23 февраля в клубе так можешь?
— Я?!! Это мигом!
Все трое уселись на упряжку, благо на месте этого мини-побоища брать решительно было нечего. Все полезные вещи убитых гитлеровцев были изуродованы или приведены в негодность разрывом снаряда в укреплении. Бойцы двинулись в направлении леса, до которого было рукой подать. По пути в три голоса спели и про Красную армию, и про трёх танкистов, и, что было особенно в тему, песню артиллеристов: «Для защиты свободы и мира есть гранаты, готова шрапнель! Наши пушки и наши мортиры бьют без промаха в цель!» Немцы так и не появились, упряжка без помех углубилась в приветливый и покрытый жёлтой листвой березнячок, где удалось найти удобное место для ночлега. Перед ним Саша занёс пройденный за день путь и расход в шесть осколочно-фугасных гранат в формуляр пушки. В «Журнале боевых действий» появилась запись про уничтоженные пулемёт, полевую радиостанцию и шесть единиц живой силы противника.
Перед тем, как отдыхать, надо было сделать одно важное дело. Пока Родион занимался лошадьми, бывший студент с гармонистом обихаживали орудие. Из коробки на его щите достали щётку для банника, насадили её на древко, снятое с лафета пушки, и начали чистить ствол. Работа тяжёлая, но нужная. Впрочем, после шести выстрелов порохового нагара было немного, и до темноты удалось с этим более-менее управиться. Из другой жестянки Саша достал пушечное сало и смазал им канал ствола, после чего зачехлил ствол и казённик. Братья Самойловы тем временем сооружали шалаш и разводили костёр. После вечернего кипятка и сухарей со съеденной на радостях после первой победы последней шоколадкой всё пошло привычным уже чередом — двое спят, третий стоит с ППД на карауле.
Однако утром у Саши радости поубавилось. Хотя в целом план похода выдерживался, но фуража и сухарей осталось уже немного, а при движении на северо-северо-восток они скоро выйдут за пределы показанной на карте местности. Следовательно, надо разыскивать либо новую карту, либо проводника. Кроме того, если подножный корм для лошадей ещё можно было найти, то вопрос с едой для них самих так просто не решался. Поэтому пришлось весь день посвятить поиску грибов — и сезон подходящий, и было бы странным в берёзовом лесу не найти подберёзовиков. «Тихая охота» принесла свои плоды, что позволило несколько сократить потребление сухарей. Кроме того, на фоне нехватки съестных припасов Родион начал подумывать и о настоящей. Ещё мальчишкой он как-то раз ходил с одним из колхозников на зайцев, но навыков в этом деле у него никаких не было. Саша тоже вслух пожалел о том, что мало читал про то, как искать нужную пернатую и наземную дичь. Что касается Ильи, то он чуть не расплакался насчёт судьбы несчастных зверушек и птичек, которые могли бы послужить ему обедом.
Но голод не тётка. Три дня похода прошли со сниженной скоростью: Родион больше не давал фуража лошадям, вместо этого выпасая их на травке. Это занимало много времени, но оставшийся запас берегли на последнюю стадию прорыва к своим. Ориентировались только по компасу, поскольку упряжка покинула участок местности, изображённый на захваченной у врага карте. Рацион сменился на похлёбку из подберёзовиков и подосиновиков, благо их ни с какими другими грибами не спутаешь. Только на обед каждому Саша выдавал по сухарю. Теперь и он поглядывал по сторонам: а вдруг какая-то дичь подвернётся? Тщетно. Поэтому дело окончилось охотой на ворон: эти пернатые ну хоть иногда попадались на глаза. Возможно, каркуш привлекала упряжка, ведь с деревенских повозок иногда можно было разжиться чем-нибудь вкусненьким с вороньей точки зрения. В результате с третьей попытки, израсходовав шесть винтовочных патронов, удалось всё-таки застрелить довольно упитанную ворону. Кто знает, вдруг она разжирела на трупах павших, но, как говорится, без еды «и ни туды, и ни сюды». Родион ощипал и разделал птицу, в результате все трое за многие дни поели хоть какого-нибудь мяса. Никто из бойцов и подумать не мог, что грибная похлёбка с «воронятиной» станет основным блюдом в их меню.
