Кантабрия – наша безжалостная госпожа, заставляет нас идти вперед по Пути мудрости. Но она умеет и вознаграждать.
На последних нескольких сотнях метров перед причалом дорога, словно для разнообразия, проходила по лабиринту кварталов, застроенных дачами. Дачи, разумеется, были заперты. В такой обстановке возникает ощущение странности происходящего. Ты начинаешь чувствовать себя как в фильме Роб-Грийе. А то, что ты гонишься за незнакомым загадочным паломником, только добавляет необычности этой сцене.
Когда я, наконец, догнал человека с сумой и смог рассмотреть его вблизи, он удивил меня еще больше. Находясь далеко, я по его силуэту предполагал, что это один из тех, кто, ностальгируя о прошлом, до того старательно навешивает на себя все традиционные аксессуары Пути, что выглядит так, словно переоделся паломником. Но все оказалось совершенно наоборот: одежда этого человека, кроме сумы и палки, была совершенно обычной – джинсы, непромокаемая куртка в стиле 1960-х годов, городские ботинки. Он выглядел так, словно вышел из дома купить сигарет на углу улицы.
Чуть позже мы разместились на носу парома вместе с другими паломниками, которые выглядели как вышедшие на прогулку люди эпохи высоких технологий – с навигационной системой GPS и в башмаках самой модной модели из гортекса (гортекс – название непромокаемой синтетической ткани. – Пер.). Я похвалил человека с сумой за его экипировку, шутливо заметив, что он единственный, кто верен истинной традиции. Именно такой и была заплечная сума в течение многих веков, пока к ней не стали пришивать вторую лямку, в результате чего был придуман рюкзак.
– Ты это называешь сумой? – удивился он, хмуро посмотрел на свою современную дорожную сумку, которая имела ту же форму, что и старинная сума, и добавил: – Честно говоря, я не стал ломать себе голову, а взял то, что нашел дома, и пошел.
Продолжая разговаривать с ним, я понял, что он говорил правду. В противоположность тому, что я себе вообразил, его внешний вид не был выбран намеренно. На самом деле он относился к Пути с такой беззаботностью, что вообще не готовился к походу специально. Таких, как он, я больше никогда не встречал: он просто не понимал, что в этом походе такого особенного. Он действительно вышел из своей квартиры с самыми необходимыми вещами и дорожной сумкой и зашагал по дороге – вот и все.
Но при этом он был очень организованным человеком. Приближаясь к пристани Сантандера, где должны сойти на берег, мы заговорили о том, где собираемся остановиться. Он заказал комнату в пансионе и по прибытии один из всех точно знал, куда пойдет. Но обо всем этом он говорил с полной отрешенностью. Я почувствовал, что передо мной человек неизвестного мне до сих пор типа: паломник – офисный служащий, эффективно действующий, практичный, серьезный и компетентный. Спросить бы, что он делает здесь! Но я уже достаточно усвоил культуру паломников и знал, что такой вопрос не задают.
Единственным предметом, который не подходил к его гладкой внешности, была палка. Когда я увидел ее вблизи, оказалось, что это не посох; еще меньше она была похожа на раздвигающуюся трость, которые были у большинства из нас. Это был простой кол с какого-то поля. Он был из сырого дерева, плохо очищен от коры; конец кола был грубо заострен топором и смазан гудроном. Любопытство оказалось сильней меня, я не выдержал и спросил, для чего ему служит этот предмет.
– На меня напали собаки. Мне пришлось убегать, и этот кол был единственной подходящей для защиты вещью, которую я смог найти.
После этого он просто носил кол с собой и собирался ходить по большому городу, держа в руке это орудие, достойное кроманьонца. Так унаследованный от предков древний страх перед собаками соединил этот забавный предмет из неолита с очень современной холодной сдержанностью человека XXI века в лице этого странного паломника.
Перед тем как отправиться в дорогу, изучая Путь по документальным свидетельствам, я прочел много встревоживших меня рассказов о собаках. Некоторые паломники, вернувшись домой, приносят с собой устрашающие описания своих встреч с этими животными. Я спрашивал себя, как бы я поступил, если бы оказался рядом с теми молоссами, от которых спасались эти люди, по их словам. Повезло мне или я преувеличивал опасность? Во время моего путешествия я часто слышал собачий лай, но, как правило, внешний вид собак был гораздо менее впечатляющим, чем их голос, и в большинстве случаев они находились за решеткой или стеной. Я встретил немало тощих дворняг, смешных шавок и старых псин. Должно быть, все опасные собаки уже сожрали столько паломников, что объелись и умерли от расстройства пищеварения.
Бог трубопровода
Сантандер – приятный город даже для паломника. Он со своими наклонными улочками и памятниками старины соразмерен человеку, но при этом достаточно велик, чтобы человек мог быть в нем безымянным. Здесь можно не чувствовать себя чужаком в толпе. Согласно моему распорядку чередования палаточных лагерей и комфорта, мне снова было пора отдохнуть в настоящей комнате. Я нашел в путеводителе адрес пансиона и позвонил туда. Свободное место было, и я направился по этому адресу.
Пансион, который я принимал за гостиницу, находился на большой площади в нижней части города, недалеко от порта. Но по указанному номеру я обнаружил только жилую квартиру. Пансион находился на пятом этаже. Я позвонил. Мне открыла пожилая дама, элегантно одетая и хорошо причесанная. Я подумал, что ошибся, но это было не так.
Хозяйка пансиона сдавала туристам три или четыре комнаты своей просторной квартиры. В остальной части жилища – олеографии на стенах, пианино у входа, маленькие кружевные скатерти на столах. Ее гостиная, расположенная слева от входа, была украшена – если это слово можно применить в данном случае – невероятным нагромождением витрин, наполненных безделушками, обитых бархатом кресел и каминных ковриков-гобеленов.
Проходя через эту квартиру, похожую на шкатулку, я постепенно осознавал, что выгляжу по-деревенски грубо. Хозяйка была так добра, что не сделала мне замечания по этому поводу. За дополнительный доход, который она получала от сдачи внаем этих комнат, она расплачивалась неудобной необходимостью впускать в свой уютный уголок плохо пахнущих растрепанных людей. Она выглядела уверенной в том, что делает, потому что знала: это испытание всегда идет ей на пользу. Цивилизация окажется сильней этой дикости: через час паломник выйдет из своей комнаты вымытым, побритым и надушенным. Так я и сделал.
Сантандер с его торговыми улочками, с барами, где подают тапас (испанские закуски. – Пер.), бакалейными магазинами, полными экзотических (для француза) товаров, мне очень сильно понравился. Здесь я купил себе маленький цифровой фотоаппарат «кодак», очень дешевый, чтобы заменить предыдущий, который сломался. Он по-прежнему у меня и прекрасно работает, хотя знаменитая компания за это время обанкротилась.
Я бы охотно остановился на день отдохнуть в этом симпатичном городе, но я уже задержался в Бильбао. Путь ждал меня. Я чувствовал внутри себя его зов, который не давал мне успокоиться. Если бы я в конце концов решил пробыть здесь лишний день, Путь наказал бы меня угрызениями совести и чувством вины. К этому времени я уже ясно осознавал, что Путь подчиняет идущих по нему своим законам и что сопротивляться ему бесполезно.
