Но все это я понял лишь постепенно. А в первое утро, уходя из монастыря, подумал, что потерял ее. Рамон разбудил Марику и убежал вместе с ней, позвав с собой бельгийца и Хосе, но позаботившись о том, чтобы я не пошел вместе с ними. К несчастью для него, я догнал их в Саласе, красивом средневековом городке, где Марика пожелала выпить чашку кофе на центральной площади. Я тоже остановился там, и Рамон воспользовался этим – заставил всех четверых продолжить путь и снова оставил меня позади.
Но, несмотря на все свои героические старания, на самом деле он был плохим ходоком, и я опять догнал его и остальных. Мы вместе дошли до Тинео. Этот город расположен на склоне крутого холма, и гостиница для паломников стоит на высоком месте. Все в ней, кроме удачного местоположения, показалось мне ужасным. Теснота была страшная: кровати стояли почти вплотную одна к другой. На единственную душевую комнату претендовали примерно десять человек, которые выстроились перед ней в очередь и ждали, не говоря друг другу ни слова. Заведующий гостиницей, наглый и несговорчивый, обращался с паломниками как с осужденными. Конечно, они и есть осужденные, но нужно ли напоминать им об этом?
Входя в гостиницу Тинео, я понял, что моя псевдобуддийская отрешенность еще не достигла полноты: моя агрессивность по отношению к храпунам и страх перед бессонными ночами не исчезли. Я бежал оттуда, к большому удовольствию Рамона, и спал в эту ночь в своей палатке примерно в десяти километрах от гостиницы.
На следующее утро я поленился рано встать и, что вполне логично, должен был бы снова встретить Марику и ее поклонников в пути. Может быть, я даже втайне надеялся на это. Но случай пожелал, чтобы я покинул канонический маршрут Первоначального Пути и удалился от них.
На вершине Пути
Вдоль Пути можно встретить нескольких посланных самим провидением женщин, которые посвящают себя паломникам и отдают на служение им все свои природные способности.
В астурийском городе Вильявисиоса я провел ночь в прекрасной гостинице, украшенной с простотой и сердечностью, как дом, где живет семья. Ее владелица могла бы предназначить ее только для туристов высшего уровня, но она любит паломников. Я не знаю, вследствие какого обета она решила посвятить себя заботам об их благополучии. На расстоянии многих километров перед этим городом маленькие рекламные листки на деревьях сообщают странникам, что их будут рады принять в ее заведении. Она знает, что денежные средства у них скромные, и, должно быть, смутно догадывается об их скупости, поэтому она приспособила свои цены к размеру их кошельков. Но при этом она сердилась бы на себя, если бы предложила им меньше услуг, чем при оплате по полному тарифу. Когда наступает вечер, красивые комнаты, стены которых обиты перкалем, наполняются всей нищетой Пути. Я сушил свою палатку между картиной XIX века, на которой был изображен пейзаж, и восхитительным секретером с отделкой в технике маркетри (инкрустация или мозаика из пластинок дерева ценных пород. – Пер.). Свои носки я развесил на изголовье резной деревянной кровати, а для сортировки моей посуды мне пригодился изящный круглый столик на одной ножке. Я совершенно уверен, что мои собратья-паломники делали то же самое в соседних комнатах. За первым завтраком хозяйка гостиницы пила кофе в обществе своих постояльцев – жаке и явно испытывала от этого большое удовольствие. Собирая в школу дочь, она в то же время разговаривала с ними, спрашивала странников, как они спали, хорошо ли отдохнули, и наводила их на разговоры о Компостеле, где еще ни разу не была. А они, чувствуя себя виноватыми, но подчиняясь неодолимому инстинкту, воровали весь хлеб со стола, чтобы спрятать его про запас в свои рюкзаки. Я уверен, что в Сантьяго многие из них молились об этой женщине или, по меньшей мере, думали о ней.
Еще одну такую хозяйку, но совершенно иную по характеру, я встретил в маленькой деревне Кампьелло, через несколько километров после Тинео. Путеводитель в двух строках сообщал, что в этой деревушке есть бакалейный магазин, который называется «Каса Эрминия». Больше там ничего не было сказано. Придя в Кампьелло, я был приятно удивлен, обнаружив там остановку, приспособленную специально для паломников. Ее назначение не было заметно с первого взгляда. На фасаде было множество ракушек святого Иакова, но часто эти указатели бывают предназначены больше для туристов, чем для настоящих паломников. Войдя в это заведение, я увидел пестрый набор товаров, как обычно в деревенских бакалейных лавках. Справа была стойка, за которой хозяин, нахмурив брови, вытирал стаканы. В глубине зала находился прилавок-холодильник, где были разложены всевозможные мясные деликатесы и сыры; я уже заранее предчувствовал, что они носят экзотические названия, неизвестные уже в двадцати километрах отсюда. А на стенах до самого потолка громоздились в полном беспорядке всевозможные товары, среди которых выделялись крикливо окрашенные пакеты стирального порошка, покрытые пылью пластмассовые игрушки и бутылки с помутневшей содовой водой.
Утро кончалось, и снаружи было жарко. Когда я вошел в бакалею, царившая в ней тишина, злой взгляд хозяина и то, что в деревне не было ни души, на минуту испугали меня. Мне показалось, что я переступил порог одной из тех зловещих красных гостиниц, хозяева которых, по легенде, впускали к себе путников, а потом перерезали им горло и забирали вещи убитых. Я робко сел на табурет у стойки. Пока хозяин ходил для меня за кока-колой, я подозрительно смотрел на колбасы, висевшие над стойкой. Уж не сделаны ли они из мяса паломников?
Эти мрачные мысли рассеялись, когда в зал вошла маленькая толстая женщина в черном платье, поверх которого был повязан фартук. Вошедшая явилась к нам прямо от кухонной плиты, от кастрюль.
Сказать, что эта женщина излучала властность и уверенность в себе, было бы слишком слабо. Как только она вошла, хозяин как будто испарился. Словно его поглотила серая стена, в цвет которой он внезапно окрасился. Женщина остановила на мне свои иберийские глаза. Никакой головорез-франкист не заставил бы их взгляд опуститься.
– Вы хотите позавтракать, – спросила она.
В этой фразе не было вопросительного знака ни в начале, ни в конце, хотя она была сказана по-испански (в испанском языке вопросительное предложение содержит два вопросительных знака – перевернутый в начале или в середине перед вопросительным словом и обычный в конце. – Пер.). Не дожидаясь от меня реакции на свои слова, она добавила:
– Завтрак еще не готов. Садитесь вон туда!
Долгие недели пути сильно смягчили меня своими ударами, и поэтому я послушно сел на то место, которое она указала мне пальцем. Потом она вернулась на кухню, а я стал ждать. Чуть позже в зал вошел еще один паломник. Это был молодой мужчина высокого роста; нос у него был переделанный, а волосы обесцвеченные.
Мускулы у него были из числа тех, которые создаются долгим посещением городских спортзалов, и он позаботился о том, чтобы показать их во всей красе, – на нем были черный тельник в обтяжку с глубоким вырезом и очень туго облегающие тело шорты до середины бедер. Он словно только что сошел с колесницы парада сексуальных меньшинств. Однако дорожные посохи и рюкзак, хотя и выглядели неуместно при таком наряде, свидетельствовали, что он действительно паломник, подтверждением чего было его присутствие в этом зале.
