— Моя Златовласка. Моя маленькая девочка, — шепчет он, зарываясь мне в волосы, срывая с них заколку. А у меня вновь подкашиваются ноги от его низкого голоса. Голоса, который я не слышала почти два года. — До сих пор моя? — шепчет он мне в волосы, глубоко втягивая воздух, прижимая меня к себе до боли в теле. А мне мало, я хочу сильнее. Не могу ответить на его вопрос. Я словно онемела, и все что могу — это только всхлипывать, с трудом глотая кислород. Он оттягивает мои волосы, вынуждая поднять голову и все-таки посмотреть ему в глаза. — Моя, — утвердительно говорит он, только заглянув в мои глаза. А я тону в его темно-зеленом пронзительном взгляде, понимая, что никогда бы не смогла забыть. Мы долго смотрим в глаза друг другу, пока я, не в силах сдержать слезы, начинаю плакать. Он обхватывает мой подбородок и властно тянет к своим губам. Выдыхаю ему в губы, чувствуя их тепло. Мы одновременно вздрагиваем, отстраняемся друг от друга, поскольку позади нас начинает плакать наш сын, требуя внимания. Я отхожу от Ярослава, по-прежнему не в силах произнести ни слова, тяну руки к моему мальчику, но мама не позволяет мне его взять, отвлекая от меня игрушкой.
— Значит так, молодые люди. Вы многое должны мне объяснить, — строго говорит она, бросая укоризненный взгляд на Яра. — Ярик устал и хочет спать, — на этих словах мой мужчина улыбается теплой улыбкой и не сводит глаз с Ярослава-младшего. Он не обращает внимания на мою строгую в данный момент маму, подходит к ним близко и целует нашего сынишку в лоб, щечки, носик.
— Сейчас я иду в отель, — категорично заявляет моя мама. А вас обоих, — она отстраняет нашего сына от Ярослава, — я жду на серьезный разговор завтра утром, — заканчивает она, подхватывая пляжную сумку, и, похоже, мой мужчина с ней согласен. Он усмехается, сжимает ручку Ярику, отпускает его и притягивает меня за талию к себе. Мама и наш сын уходят, а мы еще какое-то время смотрим им вслед.
— Яр…Я… — как всегда от волнения рядом с ним не могу связать двух слов.
— Тихо, моя хорошая, — отвечает он. — Мы еще поговорим. Но позже, — очень серьезно отвечает он, осматривая мое тело голодным темным взглядом. — Твое платье? — указывая на шезлонг, я просто киваю, смотря, как он берет его и надевает на меня, сплетает наши пальцы, тянет за собой вдоль берега. Если бы я была в данный момент в своем уме, я бы, наверное, смогла рассмотреть дорогу к небольшому бунгало недалеко от нашего пляжа. Смогла разглядеть небольшую террасу с плетеной мебелью и прекрасным видом на море. Уютную обстановку с резной темной мебелью, огромную кровать и белоснежные шторы, колыхающиеся в открытом окне. Но все это я увижу только завтра. А сейчас для меня вокруг ничего не существует. Я вижу только своего мужчину. Я хочу насмотреться на него и потребовать все то, чего он лишил меня за эти два года. И я беру, словно обезумевшая, смело и нагло. По прежнему без вопросов и слов. Сейчас мне отчаянно нужно выплеснуть всю тоску и боль.
Отталкиваю его от себя, поскольку мне сейчас совсем не нужны нежность и ласка. Мне хочется разорвать его на части. Хочется почувствовать его грубость и страсть, чтобы до боли, до адской сладкой боли, чтобы убедиться, что мы вновь вместе. И Яр меня понимает, встает возле кровати, снимает с себя футболку, кидает ее на пол, а я задыхаюсь от вида его сильного загорелого тела. Он медлит, смотрит, как я снимаю платье, отшвыриваю к его футболке, и сама застываю, тяжело дыша.
— Дальше, — приказывает он, а я прикрываю глаза, наслаждаясь этим хриплым возбужденным тоном. Я снимаю верх купальника, хватаюсь за трусики, медленно спускаю их вниз, перешагиваю и подхожу ближе Ярославу.
— Стой. Подожди еще минуту, — словно задыхаясь произносит он, осматривая мое тело.
— Нет! Не хочу ждать. Я и так слишком долго ждала, — шепчу ему в губы и тут же сильно прикусываю его губу. Яр издает гортанный стон мне в рот, хватает за талию, сильно сжимает и бросает меня на кровать.
В последующие два часа мы любили друг друга. Грубо, жестко, до последней капли, до отметин на моем теле и истерзанных губ. Я сорвала горло, громко крича его имя в моменты острого болезненного оргазма, который накрывал меня лавиной. А он не отпускал меня, вдавливал в подушку и с каждым разом брал еще сильнее. Так, как я требовала от него, заставляя кричать, что люблю его. И я кричала это признание, со слезами на глазах, не позволяя себя ласкать и жалеть, только жадно брать, отдаваясь ему до последней капли.
Нежность и ласка были потом, когда я обессиленная лежала на его груди, ощущая тысячу расползающихся мурашек от его ласковых невесомых прикосновений. Мы молчали довольно долго, просто наслаждаясь ласковым теплым ветром, дующим в окно. Яр непрерывно меня касался, одной рукой постоянно перебирая волосы, а другой лаская каждый доступный участок тела, словно не терзал меня некоторое время назад. А я слушала его сердце, и глубоко дышала, пытаясь насытиться его запахом.
— Я поняла. Это ты, — первая нарушив наше молчание, говорю я в его грудь, целуя ее.
— Что я?
— Это ты присылал мне те заказы на редакцию, за которые платили очень много? Ты же описывал мне именно это место? — усмехаюсь я.
— Да, надеюсь, ты тратила те деньги, которые я тебе высылал?
— Конечно тратила, когда у тебя на руках грудной ребенок, невозможно думать о правильности или моральной составляющей, — Яр застывает, а потом сильно сжимает меня и глубоко выдыхает.
— Прости меня, моя хорошая. Пожалуйста, прости, если сможешь. Я так виноват. Но я не мог по-другому. Выхода не было.
— В чем ты виноват?
— Во многом. В том, что не был с тобой, когда ты узнала, что носишь под сердцем нашего сына. В том, что не видел твой животик. Не был рядом во время родов и пропустил самое прекрасное время в жизни моего сына. В том, что не помогал и не поддерживал в трудные минуты, — с каждым словом он говорил все тише и тише с раскаянием и горьким сожалением в голосе. Он собрал мои волосы, оттянул, вынуждая поднять голову и показать ему мои глаза, которые блестели от подступающих слез.
— Все так, мне было очень тяжело без тебя. Но ты не виноват. У нас не было другого выхода. И Ярик был моим подарком, ты сам того не зная оставил мне часть себя.
— Почему ты назвала нашего сына Ярослав? — стирая большим пальцем маленькую слезинку с моей щеки, спрашивает он.
— О Боже, ты его видел? Он как две капли воды похож на тебя.
— А, по-моему, на тебя.
— Чем? Только цветом в волос, — усмехаюсь я, а он тянет меня к себе, целует мои истерзанные им же губы.
— Спасибо, моя маленькая. Спасибо за сына. Люблю тебя, моя девочка. И больше никогда не отпущу вас от себя.
— Ты вернешься с нами? — счастливо улыбаясь ему в губы, спрашиваю я.
— Нет, Златовласка, мне еще нельзя туда. Вы останетесь здесь, со мной. И это не обсуждается.
— Но как?
— А вот так? — усмехается он, — немного отстраняется от меня, выдвигает одной рукой прикроватную тумбу, вытаскивает оттуда красивое колечко из белого золота с розовым камушком. Молча одевает мне его на безымянный палец, не спрашивая моего разрешения. Подносит мою руку к своим губам и нежно целует пальцы. — Моя жена и мой сын должны быть рядом со мной.
