Лекс устроился рядом с Артуром и принялся играть ножом. Ноздри курсанта раздувались, лицо было такое, будто он собирается прирезать воображаемого противника. Сейчас Артуру казалось, что на самом деле земляк не простил унижение и манисово дерьмо, просто притворяется, потому что ему по-прежнему нужны люди. Уж Артур точно не простил бы, как не простит Ромку. Никто не имеет права его унижать.
С Лексом дети проделывали гадости с завидной регулярностью, и это было весело. За него никто не мог вступиться, разве что шлюха мать. Когда ребятня мешала ей спать, она высовывалась и орала дурниной, что тоже изрядно веселило. А у Лекса голосок был тоненький, смешной, как у девчонки. Сейчас же во сколько раз Лекс превосходит Артура? В два? В пять? В десять? Вон сколько мяса отрастил!
— Лекс, — шепнул Артур, и тот повернул голову. Лицо у него было озадаченное.
— Что?
— Ты извини меня… сам понимаешь, за что…
Снова эта кривая улыбка. Что прячется за ней — не разберешь.
— Помнишь, — ровно проговорил Лекс, — после сезона дождей недалеко от свалки было озерцо? Там жабы квакали, а когда оно пересыхало, девались куда-то… Я брал палку и убивал лягушат. Мне нравилось их убивать, нравилось смотреть, как они всплывают вверх брюшками. Я для вас был таким же лягушонком… Как тебе, полегче?
— Да вроде.
— На, — сунул флягу, — тут пара глотков осталась, я потерплю. Мне не привыкать… И вообще, всё, что до Омеги было, как будто происходило с кем-то другим, это не моя память, не осталось ни сожаления, ни тоски, ни тем более обиды. От меня прежнего тоже, как видишь, ничего не осталось. А что с мамкой моей, знаешь?
Горячая вода обжигала и жажду не утоляла. Артур вытер рот рукой и ответил:
— Померла в прошлом сезоне от пьянки. Муж-то ее еще раньше копыта отбросил, когда, уж и не припомню… Правда, что мой батя к ней приходил? — Артур вспомнил скандалы, которые устраивала мама, и не сдержал любопытства.
— Было дело, но я помню смутно, совсем мелкий был. Когда подрос, уже нет… Слушай, а с братьями моими что?
— За манисами чистят, их за это кормят, ты не переживай. Младший… не помню, как звали… ну, самый младший, ты его, наверное, не видел, тоже помер.
— Мужики! — завопил Петр, глядя с обрыва. — Ложись! Едут!!!
Артур выглянул из-за камней: по долине катились две крошечные, будто игрушечные, машины. Отсюда и не разглядишь, что это. Вроде не танкеры, больше похожи на гусеничные грузовики. Авдей лег на пузо. Артур прикинул: высоту действительно не видно снизу, Лекс прав. Но похоже, машины целенаправленно ехали сюда.
Об этом догадался лишь Артур — Петр и Авдей молчали. Храпел Орв. Лекс сосредоточенно ковырял ногти ножом. Чтобы не сеять панику, Артур подполз к нему и спросил:
— Они ведь сюда едут? Ни разу не свернули, прут по прямой.
Лекс посмотрел как-то странно: то ли с сожалением, то ли с пренебрежением, и покачал головой. Прищелкнул нож к браслету и позвал Авдея и Петра. Те тотчас образовались рядом.
— Я должен вам кое-что сказать, — заговорил Лекс так тихо, что они пригнулись. Курсант положил руки им на затылки… и вдруг столкнул лбами. А потом ткнул в шею одного и второго — мужики вырубились.
Артур не успел уклониться, получил удар ребром ладони по шее, и мир накрыла темнота.
* * *
Высший был там, на Полигоне, не телесно, нет, но едино с Низшими. Контролировал их жестко, как никогда, подавлял всякую инициативу. Беда Низших — отсутствие воображения, но в этом его, Высшего, счастье. Они не самостоятельны и полностью послушны Высшему, они всегда готовы слиться с ним в единый организм, стать его придатками. Как сейчас.
Высший ликовал. Испытание близилось к концу, и уже понятно было, кто из мальчиков справился. Лучшие испытание прошли. И даже начали сопротивляться «голосам в голове». Высший смотрел, как отбивается от вымышленных тварей команда Лекса, и на душе у него делалось тепло и спокойно.
Смотрел, как на голом упрямстве, безоружный, уставший, борется с судьбой Кир, и от души гордился парнем. Все-таки хорошо, что мутант не позволил «диким» его убить, такие тоже нужны. На передовой. Омега вырастила достойных людей. Омега — оплот человечности в мире разрухи. При помощи Низших Высший поднимет этот мир с колен, выбьет из Пустоши жестокость. При помощи Низших он возродит цивилизацию Древних, гармоничную, направленную на развитие личности… Теперь Высший уверился: он сможет сделать это.
Скатов Высший видел на картинках, червей — в книгах, оставшихся еще с Древних времен. Создания получились как живые!
Высший гордился собой. Только сознание, свободное от рамок нынешнего мира, сознание над-человеческое способно творить с таким размахом. Низшие не чувствовали красоты момента, но послушно транслировали в головы людей картинки, передаваемые Высшим. Они тоже отлично справились с заданием.
А мутант, сопровождавший людей, не выдержал, свалился и не оценил трудов Высшего. Обидно. Но с мутантом стоит поработать, он почти… почти. Нет, он — не Низший, но он умен. И достоин лицезреть Высшего и слышать его слова.
Солнце клонилось к закату. Оно сядет — и «холмовейник закроется», как говорят на Пустоши. Истечет закатным светом небо, истечет срок испытания. Курсанты вернутся домой. Высший потянулся к сознанию Лекса, коснулся его: парень держится. Слишком легко ему все дается. Высший приказал одному из Низших, и огромный червь плюнул в Лекса кислотой. Тут же второй Низший, покорный воле Высшего, заставил Лекса почувствовать, как слизь разъедает кожу, выжигает глаза. Высший отвернулся: не хотел ощущать чужую боль.
Солнце уже почти касалось скал. Низшие устали, силы их были не бесконечны. Они молили дать им глоток свободы — погулять, поспать. Конечно, Низшие просили не словами — они вообще не умели говорить и не владели абстрактными понятиями. Они просто ныли, как ноют натруженные за день мышцы.
Еще немного. Высший передал им свою волю, но Низшие будто засыпали на ходу. Один и вовсе отключился, выпал из единения, и Высший решил заканчивать. Он дал Низшим почувствовать его радость, благодарность, любовь и поддержку и отпустил их — разом. Сейчас на Полигоне курсант перестанет царапать лицо, исчезнут следы битвы. И останется последняя, заключительная часть испытания, которую Высший уже не увидит и на которую не сможет повлиять.
Схватка с собственной совестью. Схватка с собственными страхами.
Раньше испытание было примитивным: будущие офицеры всего лишь убивали «мясо» и штурмовали специально возведенный укрепрайон. Задача для тела и ума, но не для личности. Они выходили с Полигона не изменившимися, в то время как этих мальчиков Полигон переделал, вылущил, выковал из щенков — людей.
Высший вынырнул в реальность и открыл глаза. За окнами кабинета было еще светло. Никто не посмел нарушить покой генерала, ни один подчиненный не постучался, не отвлек. А ведь офицеры ждут приказа: ехать — на Полигон, забирать курсантов.
